Рассказы о жизни маленьких сестер в Сухуми во время войны.
Я и Мика
Это было давным-давно, а вижу как сейчас: мы живём в Сухуми, на горе у моря. В Сухуми зимы не бывает, потому окна в домах большие, а стенки — тонкие. Мы слышим всё, что говорят за стеной соседи — дядя Сидора и тётя Муся.
Дядя Сидора говорит:
— Детям нужно молоко.
А тётя Муся ему отвечает:
— Где ж его взять?
Дети — это мы: я и Мика. Мне шесть лет, а Мике — три года с половиной. Она очень любит петь. И даже сама сочиняет песни. Вот такие:
Аби дорншки, Буиди плутишки, Кош пошагал. Чу-гуи!..Что это значит, никто не знает, а она поёт и поёт, только «ш» не выговаривает. Вместо «кош» у неё получается «кос»: «кос посагал!» Может быть, кос — это кот? Но кота у нас нет.
А у меня не получается буква «р». Одно «р» я могу сказать, а вот в слове — ну никак!
Мы провожаем маму на работу.
По мосту проходит поезд. Из его трубы идёт дым.
Мама смотрит на трубу и говорит мне:
— Скажи «р-р»!
Я говорю:
— Р-р-р!
Мама кивает, улыбается:
— Молодец. А теперь скажи «труба паровоза».
Я говорю:
— Тлуба паловоза. — Говорю и чуть не плачу. Наверное, потому, что мама уходит в госпиталь на целый день и на целую ночь. Она у нас не только мама, но и сестра. Но не такая сестра, как мне — Мика, а медицинская.
В госпитале лежат раненные на войне солдаты, и мама говорит, что она им нужна больше, чем нам с Микой.
— Они хуже маленьких, — говорит мама, — они сами не могут ни попить, ни поесть.
И она их кормит и поит.
— А вас покормит тётя Муся, — говорит нам мама. — Идите домой.
И мы идём домой.
Я говорю Мике:
— Это хорошо, что мама работает в госпитале. Если папу ранят, она будет за ним ухаживать.
Мика знает, что папа наш на фронте, но качает головой:
— Папу не рранят! — И «р» у неё здорово получается!
Бэ-хлёп!
Мы поднимаемся на гору к себе домой и ещё издали слышим, как чихает дядя Сидора: «Бэ-хлёп!»
Тётя Муся говорит ему:
— Будь здоров, Сидора.
— Спасибо, — говорит дядя Сидора и добавляет: — Ну, значит, правильно, надо покупать. Продам велосипед и куплю.
— Что?! — кричу я снизу.
Но дядя Сидора уже свёл вниз по тропинке свой велосипед. Протащил его в калитку и говорит:
— Всё правильно, раз я чихнул.
Сел на велосипед и укатил.
Вот он какой, дядя Сидора! Никогда от него толку не добьёшься!
«Зато руки у него золотые», — так говорит наша мама. Это потому, что он всё умеет. Он чинит Микины куклы, и мамин будильник, и утюг, и примус. Потому что дядя Сидора — мастер. «Мастер на все руки!» — говорит тётя Муся о нём.
Тётя Муся даёт нам по блюдечку мамалыги. Это такая жёлтая каша из кукурузной муки. На вид очень вкусная, а на самом деле — без соли, без сахара, без масла и без молока — не очень. Но мы голодные и быстро её съедаем, потому что больше есть нечего. Война!
< image l:href="#"/>По морю ходят военные корабли, в небе летают военные самолёты — «охраняют нас с Микой», — так говорит мама. И ещё она говорит: «Не бойтесь, не пропадём! Фашистам крышка!» Но всё же, когда стреляют зенитки и воет сирена воздушной тревоги, а мамы дома нет, нам с Микой делается страшно и мы лезем под стол.
Но сегодня налётов нет, и мы спокойно играем в саду, а тётя Муся стирает бельё во дворе возле костра. Костёр она сделала так: поставила на ребро два кирпича, а сверху на них — ведро с водой. А под ведром развела огонь. Мы с Микой подбираем сухие веточки, листья и бросаем в костёр, чтобы согрелась вода.
— Ах вы мои помощницы! Надо вам за это что-нибудь дать на обед, — говорит тётя Муся.
— А что? — спрашивает Мика. Она уже проголодалась. Я тоже, но я же большая, и мне стыдно просить есть.
— Хотите мамалыгу с дельфиньим жиром? — спрашивает тётя Муся.
— Хотим! — отвечаем мы хором.
Тётя Муся достаёт маленькую баночку из-под горчицы и развинчивает крышку. Но дельфиний жир так ужасно пахнет, что я говорю:
— Нет, нет, не надо!
— Ты же любила рыбий жир, почему дельфиний не хочешь? — спрашивает меня тётя Муся.