Средиземноморье и на Ближнем Востоке, породили у приверженцев

нового, “гуманитарного” мирового порядка во Франции сознание

законности вмешательства (в том числе военными средствами) в дела

суверенных государств под флагом защиты прав человека. В конце 90-х

годов оказалось, что окончание холодной войны не уничтожило

напряжённости в Европе между Западом и Востоком. Оно лишь

отодвинуло границы отчуждённости на восток, к рубежам СНГ.

515 Известия, 11 ноября 1999; Le Monde, 10 novembre 1999.

425

В этом контексте менялись и отношения с Россией – формальной

правопреемницей СССР. В период инерционной г«оллистско-

миттерановской» политики, до конца 90-х годов, они играли важную роль

в геополитической стратегии Франции. В 90-е годы Франция не

отказывалась от стремления быть “мостом” между Западом и Востоком.

Осторожная позиция Парижа по вопросу о расширении ЕС и НАТО и

политика “привилегированного партнёрства” с Москвой следовали в русле

великого голлистского замысла создания Большой Европы, бессмысленной

без России. Её интеграция в сообщество развитых демократических стран

была одной из ключевых геостратегических идей французской внешней

политики 90-х годов. Совпадение позиций по ряду международных

проблем в ( отношении ближневосточного урегулирования,

противодействие политике эмбарго и американским бомбардировкам

Ирака, стремление ограничить гегемонизм США, негативное отношение к

планам американской администрации пересмотреть договор по ПРО) способствовало привилегированному франко-российскому диалогу.

Но ситуация существенно меняется весной 1999 г., с началом

операции НАТО против Югославии, в которой Франция приняла самое

активное участие. Несмотря на усилия Франции подключить к процессу

косовского урегулирования Россию и добиться от неё, благодаря «особым»

отношениям с Москвой, одобрения военной операции НАТО со стороны

СБ ООН, поворот Парижа в сторону атлантической солидарности вызвал

явное недовольство российского президента, о чём свидетельствовали

обстоятельства и результаты встречи Ж.Ширака и Б.Н.Ельцина в Москве в

мае 1999 г.516. В свою очередь, в рамках солидарных действий НАТО в

Европе «привилегированное партнёрство» с Россией на какое-то время

стушевалось, в то время как внешнеполитическая идентичность Франции, 516 Le Monde, 13 mai 1999. Подробнее об инициативах Франции по подключению России к косовскому

урегулированию см. выше: Глава 5, § 3, б.

426

поставленная под вопрос в ходе косовской операции, могла быть

компенсирована на другом направлении, значение которого усилилось

тоже благодаря косовскому кризису. В отсутствие иных возможностей

проведения яркой и особенной линии в международных делах, Ж.Ширак, в

духе традиционного республиканского мессианства, стремился

сформулировать некое универсальное послание, главный смысл которого

состоял в утверждении этических и демократических принципов

европейской цивилизации. Повод осуществить эту миссию в рамках

«большой Европы» представился с началом второй чеченской войны в

конце лета 1999 г., когда Ж.Ширак оказался наиболее непримиримым

критиком политики силового решения чеченской проблемы, озабоченным

соблюдением прав человека в отношении мирного населения Чечни.

Логика внешнеполитического курса Ж.Ширака позволяла предположить, что он сделал ставку на утверждение мирового порядка, построенного на

моральной, экономической и политической гегемонии либеральных

демократий Запада, среди которых Франция намерена играть роль, соответствующую её традиционным мессианским амбициям. Следуя этой

логике «косовской» политики, французский президент выступил одним из

наиболее активных сторонников международного давления на Россию под

предлогом защиты прав человека в Чечне. Кроме того, не стоит забывать, что в период «сосуществования» с правительством левых сил под

руководством Л.Жоспена (1997-2002 гг.) Ж.Ширак должен был