19 сентября 1931 г. Толкин и Хью Дайсон (тоже филолог, некогда однокашник Н. Когхилла по Эксетеру, преподававший в университете Рединга) встретились за поздним обедом у Льюиса в Модлин-Колледже. Послеобеденная прогулка затянулась за полночь, а потом до трёх ночи разговор продолжался в апартаментах Льюиса. Толкин и Дайсон пытались втолковать другу суть и смысл искупительной жертвы Христа и его Воскресения. Толкин спросил Льюиса, почему жертва Христа неясна ему, когда он понимает языческие мифы о жертве за других или об умирающих и воскресающих богах. Льюис заметил, что мифы — всего лишь «посеребренная ложь». «Нет, — отрезал Толкин, — не ложь». Миф, продолжал он, лишь следствие человеческих понятий, иногда выдумок об истине, но они преломляют истинное, идущее от Бога знание. Становясь «со-творцом», давая волю фантазии, человек ищет дорогу к Творцу, к той степени подобия ему, которая была дана до Грехопадения. Мифы пусть неверными путями, но могут вести к истине, в отличие от технического, чисто материального и оттого ведущего в бездну «прогресса». В Евангелии, волей истинного Творца и Автора этого мира, мифу позволено было стать Истиной. «Тогда, — ответил Льюис, — я начинаю понимать…»

После ещё нескольких дней размышлений Льюис твёрдо осознал, что стал христианином. Толкин изложил высказанные им в ночном разговоре мысли в длинном стихотворении, или небольшой поэме, «Мифопоэйя». Именно так он с тех пор определял для себя свой творческий метод или даже жанр, — стихотворение же посвятил Льюису. Так Льюис пришёл к христианству, принципам которого не изменял уже никогда. «Настигнутый радостью», — назовёт он позже свою «духовную автобиографию». Избранный путь принёс ему немало как уважения, так и неприязни. Льюис ощущал в себе силы стать не только писателем и ученым, но и мыслителем, и проповедником веры. Одни будут называть его «совестью Англии», другие (пренебрежительно) — «моралистом». Он и был моралистом, но, как сейчас чаще всего прибавляют, «великим».

Пока же всё это было впереди. Льюис вернулся к вере, но попытки Толкина привести его в Римскую церковь кончились ничем. Льюис стал протестантом (каковым, кстати, являлся и Дайсон) и вернулся в церковь своих родителей — официальную Церковь Англии. Толкин воспринял это обстоятельство с печалью и определённым разочарованием. Но дружбе их это тогда вовсе не мешало, хотя вызывало немало споров. В своем дневнике Толкин писал: «Дружба с Льюисом искупает многое и, помимо радости и утешения, приносит мне большую пользу от общения с человеком порядочным, отважным, умным — ученым, поэтом и философом — и к тому же теперь, после длительного паломничества, наконец-то любящим Господа нашего».

Толкин и Льюис (иногда в обществе брата последнего Уоррена) проводили немало времени вместе. Они вместе гуляли по понедельникам, изредка выезжали за город, посещали театр. И вели беседы — о вере, философии, литературе. Конечно, читали произведения друг друга — как научные, так и иные.

Всё в том же 1931 г. друзья стали посещать литературный кружок студентов и преподавателей Оксфорда, носивший название «Инклинги». По-английски inkling — «намек», название шутливо «намекало» и на слово ink «чернила», и на древнескандинавскую династию Инглингов (ряд членов кружка, в том числе Толкин с Льюисом, увлекались северной мифологией и литературой). Когда основатель кружка студент Р. Т. Лин окончил университет, прежний «клуб» распался. Однако появился новый с тем же названием, которое сначала (да и затем в общем-то) совсем не всерьёз присвоили Толкин и Льюис. По всей видимости, произошло это около 1933 г. — известно, что Толкин читал «Инклингам» писавшиеся тогда главы из «Хоббита». Кроме того, именно к этому времени перестали собираться «Углегрызы», досконально проштудировав саговую литературу и тем исчерпав своё предназначение. Впрочем, никакого формального «учреждения» новые «Инклинги» не производили, и период формирования кружка продолжался примерно до 1938 г., когда встречи стали действительно регулярными.

«Инклинги» собирались еженедельно в апартаментах Льюиса, читали отрывки из своих сочинений и обсуждали их. Обстановку обсуждений передают отдельные воспоминания, а также роман Толкина «Notion Club Papers» — сами «Инклинги» никаких протоколов не вели. Дискуссии были действительно дружескими и притом самыми откровенными, так что, как бывает между не скрывающими чувств друзьями, могло доходить даже до нецензурной брани. Так Дайсон бранился по поводу «Властелина Колец» и толкиновских эльфов, доведя клуб до необходимости то ли прекратить толкиновское чтение, то ли лишить Дайсона слова. Если же считать «Notion Club» действительно точной калькой с «Инклингов» (а Толкин изначально так и задумывал его), то надо признать, что в особо острые моменты могло дойти до повреждения мебели…

Ядро кружка составили Льюис, Толкин и Дайсон. Это определило его не просто как клуб по интересам, но как сообщество единомышленников — не только в литературе, но и в мировоззрении. Льюис и позднее в переписке с Толкином определял как «своих», с одной стороны, приверженцев мифопоэтического творчества, а с другой, и в первую очередь, — христиан. Четвёртым из важнейших членов кружка в первый период его существования был Оуэн Барфилд, старый друг Льюиса. Толкин, подобно другу, высоко ставил Барфилда как создателя «волшебных историй» и ещё выше как их теоретика. Идеи Барфилда об отсутствии разницы между «абстрактным» и «реальным» в мифотворческую эпоху повлияли на Толкина, не исключавшего, что древнейшая история при ближайшем рассмотрении до неотличимости «развернется в миф». Однако Барфилд, в 30-х гг. лондонский адвокат, на заседаниях бывал редко, а кроме того, заметно отличался от большинства своими взглядами — он был антропософом. И Льюис, и тем более Толкин весьма скептично относились к скрещиванию теорий Штайнера с христианством, и с Барфилдом спорили.

Кроме этой четверки, в более или менее постоянное ядро кружка входили майор У. Льюис, пробовавший себя как историк-популяризатор, и врач Р. Э. Хавард, лечивший Льюиса и семью Толкин. Но кроме перечисленных, кружок со своими произведениями или просто как слушатели посещали многие другие люди. Например, дважды читал «Инклингам» свои тексты приглашенный ими писатель Э. Эддисон. Кто-то оставался «постоянным членом», как остался сдружившийся с Льюисом Ч. Уильямс, о котором речь впереди. В последние годы существования кружка, уже после войны, к нему на «постоянной» основе присоединился кое-кто из оксфордской молодежи — сын и добровольный помощник Толкина Кристофер, бывший студент Толкина и Льюиса Р. Л. Грин.

Значение кружка для творчества Толкина и Льюиса несомненно, и сами они признавали важность этого дружеского общения. Толкин читал здесь главы своих книг — сначала «Хоббита», потом «Властелина Колец». В обсуждениях иногда рождались новые идеи, хотя Толкин критику не любил. Важнее была поддержка тех, кто оказывался «на его стороне», — она подталкивала продолжить и закончить начатое. Для Льюиса же период с 1938 по 1953 г., пока Толкин как раз и работал над романом, стал наиболее плодотворным. Выходят в свет романы, повести, притчи, эссе и богословские трактаты. Среди его произведений этих лет, неизменно представлявшихся на суд «Инклингов», — ставшие бестселлерами повести-притчи «Письма Баламута» и «Расторжение брака», «Космическая трилогия», сочетающая черты «научной» фантастики, притчи и мифа.