В предлагаемом читателю сборнике «На военных дорогах» старшина рассказывает молодым воинам о значении боевой и политической подготовки и боеготовности в мирные дни. В связи с этим он вспоминает много боевых эпизодов из Великой Отечественной войны, свидетельствующих о том, что на войне побеждает только умелый, политически закаленный воин.
СТЕПАН ИВАНОВИЧ
Прошлым летом наше Краснознаменное военное училище выехало в лагерь и дислоцировалось в сосновом бору, недалеко от города, носящего имя великого писателя Пушкина.
Лето для курсанта — самая горячая пора; ученья, приближенные к боевой обстановке, стрельбы, физкультурные занятия закаляли нас физически и морально, и, возвращаясь с дальнего похода, бравые, загорелые, мы не без гордости ловили взгляды нарядных парочек.
Единственным гражданским человеком в военной семье курсантов был повар Степан Иванович.
Глаз у него был наметанный: нерадивого лентяя Степан Иванович различал сразу и всегда знал, кто заслужил добавки, а кто — нет. Жена и дочь его погибли в начале Отечественной войны, а он прошел войну в должности старшины отдельного дорожного батальона и был демобилизован вчистую по возрасту.
Помыкавшись месяца три в какой-то артели, Степан Иванович явился в военкомат и упросил направить его в любую воинскую часть на любую работу, потому что он, по его словам, «без военного распорядка жить разучился».
С тех пор Степан Иванович бессменно служит в нашем училище, пользуется уважением всего личного состава, неоднократно удостоен благодарности командования и почетного знака «Отличный повар».
За своим внешним видом Степан Иванович следит, как положено, носит отглаженную гимнастерку со свежим подворотничком и при встрече с незнакомым офицером представляется: «Бывший старшина такой-то».
Ежедневно на кухню выделяется наряд из восьми курсантов. Вечером они садятся вокруг большого чана и чистят картошку. Степан Иванович работал с ними «для затравки» минут десять, а потом уходил в кладовую получать продукты.
В течение этих десяти минут иногда всерьез, а иногда в порядке шутки он излагал какой-нибудь поучительный факт из своей фронтовой жизни.
Один из его рассказов, как мне показалось, имел воспитательное значение; я изложил его в письменном виде, добавил немного пейзажа и послал в Москву двоюродному брату с просьбой поместить в каком-нибудь литературно-художественном альманахе.
До сих пор я не могу дать себе отчета, почему Степан Иванович прогневался, увидев свой рассказ напечатанным.
— Ты что же это? — сказал он мне во время обеда. — Тебе говорят одно, а ты записываешь второе?.. Думаешь, насосал в вечную ручку чернил — и записывай? Нет, брат, ты пиши, что тебе говорят, а не сочиняй под моей маркой…
И не дал добавки.
Пришлось фиксировать точно по-сказанному, не добавляя ни одного слова, хотя первый рассказ у меня получился более идейный и, кроме того, в нем был пейзаж, как это требуется в художественной литературе.
Все рассказы оказались одного размера, хотя иные могли быть подлинней, а иные покороче. Это потому, что в отличие от некоторых других рассказчиков Степан Иванович, военный в душе человек, строго придерживался десятиминутного регламента и точно по часам уходил в кладовую получать продукты.
НЕСТРОЕВИКИ
— Вот вы спрашиваете про воинское геройство и про причины, какими оно обусловлено, — начал Степан Иванович. — А что я могу сказать вам про воинское геройство да еще про причины, какими оно обусловлено? Служить мне пришлось чуть ли не всю войну в тыловых частях, во втором эшелоне. Часть наша в основном была скомплектована из пожилых ладожских мужиков и псковских плотников-скобарей, и называли нас — нестроевики. Винтовку мы не очень уважали: стрелять из нее было не по кому, а чистить, между прочим, требовалось каждый день. Главное наше оружие было — топор и лопата. Топором мы тебе что хочешь сделаем: и избу срубим, и карандаш завострим. Иногда, правда, присылали нам фронтовиков из госпиталей, так те плохо приживались — неделю поработают и просятся снова на передовую.
Бывало, построит их старшина — веселый у нас был старшина — Осипов, — бывало, построит их и уговаривает:
— Что вы рветесь на передовую? У нас — одно дело: плотничать научитесь и домой вернетесь со специальностью, а второе дело: после нашей работы щи слаще.
А они — свое:
— Нам хоть сухой паек, да только бы врага бить, такая у нас по нонешним временам специальность.
Конечно, каждому охота конкретно воевать, а не копаться в тылу с лопатой. Мне и самому совестно бывало: кругом люди воюют, родину защищают, а ты возле них с лопатой ходишь — ровно дворник, только без бляхи. Однако народ у нас был в основном политически грамотный, сознательный, и службу свою мы старались справлять аккуратно. А служба была нелегкая.
Помню, стояли мы на Волховском фронте, возле Киришей. Зимой ударили наши по врагу — он попятился немного и окопался на горках. И к весне сложилась тяжелая обстановка: оказались наши части в низине, а проще сказать, на замерзшем болоте, а враг наверху — на горках. Пока болото не распустилось, надо либо вперед продвигаться, либо назад отходить. Чтобы назад отходить, об этом, конечно, никто и слышать не хотел. А вперед враг не пускает — уцепился за высоты, закопался в землю и сидит. Надо было что-то поскорей придумывать. Правда, по сводкам до тепла было еще далеко, но старики между собой говорили, что весна придет ранняя и дружная. И верно, уже в конце февраля подуло с весны: начались оттепели. Снег сделался сырой, слабый: стукнешь ногой — отпадает от каблука плюшкой. А в начале марта кое-где машины с боеприпасами стали вязнуть. И пушки вязнут. И в землянках вода. Наши изо всех сил стараются врага сверху сбить, но ничего не получается; мы дороги латаем, машины протаскиваем, а тоже ничего не получается — весну не можем перебороть. Тем более — болото.