— Не понимаю, — честно объявила Веся, — хотя, по-моему, вы вообще не имеете права вмешиваться в жизнь этросов. Вы же не давали Совету старших кланов никаких клятв, и они не давали вам права судить своих сородичей.

— Так ты окончательно отказываешься идти со мной? — Нахмурившийся чародей явно не намерен был договариваться со строптивой куницей.

— А как тебя зовут? — миролюбиво спросила Веся, вспомнив наставления Кастины, не раз повторявшей, чем суровее и злее собеседник, тем спокойнее нужно с ним разговаривать. И по возможности осторожно перевести беседу на него самого, но подходить к этому деликатному разговору не торопясь и издалека.

— Феодорис, — холодно обронил он, — а зачем тебе?

— Садись, Феодорис, — кроткая улыбка озарила бледное лицо девушки, — тут удобные кресла.

— Я знаю. — В его голосе проскользнул сарказм, чародей постоял еще с полминуты, сверля княжну свирепым взглядом, затем сжал зубы, шагнул к креслу и сел.

Веся старательно отводила взгляд, чтобы гость не заподозрил, будто за ним пристально следят, но искоса все же посматривала. И не могла не заметить едкое выражение, мелькнувшее на лице чародея, когда он устроился поудобнее, откидывая голову и кладя чуткие руки на колени.

Такое странно знакомое движение, словно Веся где-то видела его… причем недавно. Милосердные духи, ну как она могла забыть? Старая мельница… грубый голос прадедушки… да, именно в тот счастливый день с Береста слетело проклятье… смешно. Получается, она первой поцеловала своего жениха!

— Чему ты улыбаешься? — мрачно осведомился Феодорис, проклинавший себя за то, что не настоял на своём.

Девчонка ведет себя хоть и разумно, на первый взгляд, но совершенно не так, как должна вести обвиняемая в применении проклятых заклинаний одаренная, осознавшая, куда попала.

— Вспомнила одного человека… ты на него необычайно похож.

— Это действительно смешно. — Яд, звучавший в этих словах, казалось, был собран с зубов гадюки. — И кто же он? Из клана Куницы или Барса?

— Мне показалось, он сам по себе, — задумчиво улыбнулась воспоминанию Веся, сделав вид, будто не заметила попытки ее задеть, — хотя должен быть в клане Ястреба.

— Да? — Слова чародея еще сочились прежним ядом, а брови уже нахмурились, как у человека, торопливо перерывающего в памяти всех, на кого он может быть хоть чем-то похож. — А имя у него есть?

— Да, — кивнула Весеника и, жалея, что так некстати припомнила старого мельника, виновато вздохнула, — но назвать его я тебе не могу.

— Почему? — насмешливо изогнулась густая бровь, но на лице Феодориса вдруг мелькнула растерянность, а его сияние стало на миг светлее и лучистее. Чародей недоверчиво уставился на девушку и осторожно спросил: — А если я назову?

— Ты?! — И вдруг Веся отчётливо поняла, он действительно вполне может знать прадедушку княжичей, и значит, она своим болтливым языком навела на старика беду.

Темные силы, вот что делает с людьми голод! Она ведь в этот момент вспомнила суп, каким кормила выздоровевшего Береста!

— Никого ты не назовешь, — сразу сухо отреклась от своих слов княжна и, сжав губы, отвернулась к окну. — Я пошутила.

— Вот как… — Чародей забыл про осторожность, положил руку на соседний столик и выбил на нем ногтями какой-то сигнал. — А можешь ответить на простой вопрос: почему ты голодаешь? Ведь твой браслет защищает… от зелий и ядов.

— А я и не боюсь ни зелий, ни ядов, — печально вздохнула Веся, — и я не голодаю. Я просто не хочу ничего есть в этом доме.

— Но ведь мы можем накормить тебя силой! — Феодорис сразу понял, какой закон не желает преступить куница: гостеприимства!

Она не желает ничем быть обязанной жителям Цитадели, ведь по закону северных кланов гость обязан уважать хозяев дома, где с ним разделили хлеб. И по возможности помочь, если потребуется. Следовательно, она не желает их уважать и не согласна ничего для них делать, даже под страхом смерти. Вот же упрямая куница!

И выходит, зря они тратят на нее время и силы, раз она уже сама себя приговорила! А жаль… ох, как жаль! Но остается только один шанс… крохотный и неверный… но, похоже, единственный.

— Можете, — помрачнела Веся, — но это будет принуждение. А принуждение за гостеприимство не считается.

Ну вот, она и подтвердила его подозрения. Значит, и в самом деле готова умереть… Дурочка малолетняя. Да только он сам вовсе не безответственный глупец, как обозвал сегодня Саргенс, а рассудительный и опытный магистр. Ну надо же, как задели его слова друга, желчно усмехнулся чародей и, строго уставившись в необыкновенные глаза княжны, отчеканил:

— Я, глава Цитадели чародеев, верховный магистр Феодорис, клянусь своей силой и всем, что для меня свято, приказать тебя немедленно сжечь на костре, если ты не прекратишь истязать себя голодом! — сердито посопел и добавил ворчливо: — Чего дать для начала, отвара или простокваши?