Так же и с идеями. Понимаете? Я говорю: «Ну и ладно, и черт с тобой. Мне не нужно уныние. Мне не нужно расстройство. Мне не нужно куда-то рваться». И идеи идут за мной следом. Когда они теряют бдительность, я оборачиваюсь и хватаю их.

1982

Я выбрал это название из-за его очевидной эпатажности. Разнообразные отклики на такой заголовок наверняка обеспечат внимание публики, пусть даже лишь любопытствующих зевак, которые приходят пожалеть и остаются обличать. Некогда балаганные «целители» использовали каллиопу, барабан и индейца из племени черноногих, чтобы зритель, раскрыв рот, позабыл обо всем на свете. Надеюсь, мне простят этот ДЗЕН, который я применяю для тех же целей, во всяком случае — в самом начале.

Потому что в конце вы, может быть, выясните, что я не шучу.

Но давайте наращивать серьезность поэтапно.

А сейчас, раз уж вы подошли к моей сцене, какие я выставлю надписи на транспарантах — ярко-красными буквами высотой в десять футов?

РАБОТАЙ.

Это первая надпись.

РАССЛАБЛЯЙСЯ.

Это вторая. А вот и последняя, третья:

НЕ ДУМАЙ!

Ну, хорошо. А при чем тут дзен-буддизм? При чем здесь писательское мастерство? При чем тут я? И, самое главное, при чем тут вы?

Во-первых, давайте подольше посмотрим на это слегка неприятное слово РАБОТАЙ. В конце концов, именно этим мы и занимаемся почти всю жизнь. Но начиная с этого мгновения, вам нужно стать не рабом вашей работы — уж слишком это зловещее слово, — а ее полноправным партнером. Когда вы и ваша работа сделаетесь настоящими со-трудниками, это слово утратит для вас свой неприятный оттенок в значении.

Давайте задержимся еще на мгновение и зададим некоторые вопросы. Почему, будучи членами общества с пуританским наследием, мы испытываем столь противоречивые чувства по отношению к работе? Мы ощущаем себя виноватыми, если не завалены работой по самые уши, разве не так? Но, с другой стороны, мы себя чувствуем измотанными, если вкалываем до седьмого пота.

Могу только предположить, что мы специально загружаем себя работой, надуманными делами, чтобы спастись от скуки. Или, что еще хуже, мы придерживаемся идеи, что работать надо ради денег. Деньги становятся целью и смыслом, всему началом и всему концом. И работа, важная только как средство для достижения этой цели, вырождается в скуку. Стоит ли удивляться, что мы так люто ее ненавидим?

В то же самое время среди более утонченных литераторов бытует мнение, что гусиное перо и пергамент, праздный полуденный час, капля чернил, изящно оброненная на бумагу — вполне достаточно для писательского труда, осененного вдохновением. Плоды упомянутого вдохновения можно узреть, например, в последнем номере «The Kenyon Review» или в любом другом литературном журнале. Пара слов в час, пара филигранных абзацев в день, и — вуаля! — я Творец! А еще лучше — Джойс, Кафка, Сартр!

Нет ничего дальше от настоящего творчества. Нет ничего разрушительнее, чем эти две точки зрения, упомянутые выше.

Почему?

Потому что и то, и другое — ложь.

Ложь — писать ради денег на коммерческом рынке.

Ложь — писать ради славы в узком кругу псевдолитературных снобов из интеллектуальных журналов.

Стоит ли говорить, что литературная периодика переполнена до краев молодыми авторами и авторшами, дурачащими себя мыслью, что они создают что-то новое, хотя на самом деле они всего лишь подражают росчеркам и виньеткам Вирджинии Вулф, Уильяма Фолкнера или Джека Керуака?

Стоит ли говорить, что женские журналы и прочие массовые издания переполнены до краев другими юными авторами и авторшами, дурачащими себя мыслью, что они создают что-то новое, хотя на самом-то деле они лишь подражают Кларенсу Бадингтону Келланду, Ани Сетон или Саксу Ромеру?

Авангардный лжец обольщается мыслью, что его будут помнить за его изощренную ложь.

Коммерческий лжец на своей колокольне обольщается мыслью, что он ходит косо, потому что весь мир скособочен; сейчас все так ходят!

Мне бы очень хотелось верить, что людей, читающих эту статью, не интересует ни та, ни другая ложь. Каждый из вас — всех, кому интересно творчество — хочет найти в себе то, что действительно самобытно. Вам хочется славы и денег — да пожалуйста, но только в качестве награды за честно и хорошо сделанную работу. Известность и крупная сумма на банковский счет должны приходить уже после того, как сделано все остальное. Это значит, что у вас не должно быть и мысли об этом, пока вы сидите за пишущей машинкой. Человек, у кого есть эти мысли, так или иначе лжет, чтобы потрафить либо крошечной аудитории, способной только забить идею до полусмерти, а то и вовсе до смерти, либо широкой аудитории, которая не узнает идею, даже если та подбежит и укусит их за ногу.

Мы много слышим о том, как писатели тяготеют в сторону коммерческих рынков, и не слышим практически ничего о том, как писатели тяготеют в сторону литературных группировок. При ближайшем рассмотрении и то, и другое — не самый удачный выбор для писателя в этом мире. Никто не помнит, никто не хочет, никто не обсуждает кособокую книгу, будь то смягченный Хемингуэй или третья заварка Элинор Глин.

Какова величайшая награда для писателя? Когда кто-нибудь подбегает к тебе — глаза горят восхищением, лицо пышет искренностью — и говорит: «Ваша новая книга, она потрясающая! Удивительная!» — разве нет?!