На юге, где начинаются все реки Туркмении, в хребтах Памира, Копет-Дага и Сефид-Кух, таким образом, были заложены счастье и мир туркменов: там было начало рек, и там жили их враги, во всякое время могущие отвести воду. И, наконец, там же, в горах, существовали какие-то законы великих периодических разливов, когда даже без вражеского вмешательства реки сворачивали с привычных путей и гибелью шли на живую землю.

Пройдя через столетия, борьба Средней Азии за воду, не ослабевая ни на минуту, приобрела лишь более сложные и хитрые формы и из басмаческой превратилась в окопную. Теперь никто уже не разрушает рек, не направляет их бег в пустыни, но, проводя окоп за окопом, арык за арыком, старательно выбирает реки из русел, отводя воду на свои поля. Есть шумные благодатные реки, которые никуда не впадают, а косичками оросительных канав расплываются по полям. Таков, например, Мургаб, впадающий в хлопковые плантации Мервского оазиса. Но давно подмечено, что из года в год Мургаб несет все меньшие воды, обессиливаемый новыми арыками персидских крестьян, и оазис незаметно, но жутко сжимается.

Есть другая вода. Ее розыск тяжел. Ее извлекают из-под земли посредством колодцев. В песках Кара-Кумов до четырех тысяч таких действующих, временно иссякших, совсем заброшенных и начатых скважин.

Некоторые исследователи туркменской жизни не могут себе объяснить, как это туркмен-кочевник, настоящий воин, запорожец Азии, — в то же время и хитрый извлекатель подземных вод, опытнейший строитель колодца? Но мне ясно, что туркмен находит воду и укрощает ее не как строитель, а как охотник, и все его колодцы — это скорее капканы, в которые он заманивает воду, чем сооружение вполне оседлого человека. В туркмене нет двойственности, вся его жизнь — борьба за воду. Борьба может быть разной — либо сражением, либо охотой в одиночку. Не только осаждать реки, но и охотиться за подземными водотоками, как он охотится за джейранами, но еще и итти по следам случайных весенних потоков с гор, как идет он по следам своих стад, захватывать потоки в водохранилища и загонять на свои поля.

В Средней Азии культивируют не хлопок, а воду. Ей обернуться хлопком и хлебом — пустяк. Урожаи воды капризны, непостоянны, зависимы от тысяч случайностей, — туркмен-земледелец в своем быту создал запутаннейшую, но выверенную до неизмеримо малых деталей систему водного пользования. Опыт научил людей организованным действиям, и еще исстари вода была началом артельности.

Разрушение водного узла или временная порча регулятора несут полное прекращение жизни во всем районе командования данного канала. Час перебоя в распределительном узле уже есть гибель двадцати — тридцати процентов урожая. Вот где действительно «всякое промедление смерти подобно есть». И в заботах об усовершенствовании механизма водопользования старый быт создал правила жизни, охватывающие и экономику и идеологию дехканина жесткими догмами родового благополучия без всяких исключений и примечаний. Вода объединила людей рода общностью насущнейших интересов — одни дежурили на каналах, другие поливали, а осенняя чистка каналов от ила, хошар, собирала тысячи и десятки тысяч людей на сроки от недели до двух месяцев. Одиночки, жившие вне общества, превращались в кочующих земледельцев, оседавших на землях, случайно орошенных разливами, и уходивших на новые поймы, как только высыхали их первые. Тут оазисы часто идут за реками.

От воды общего пользования роды проводили свои арыки. Каждый род имел свой арык, и каждое колено в роду могло иметь свой подсобный канальчик; и два врага в одном семейном узле должны были, в целях личной безопасности, иметь два распределителя вместо одного. Роды плодились и размежевывались, расчленялись арыки, и земля изрыта ими, как траншеями, вкривь и вкось.

Она исковеркана арыками еще и потому, что реки здесь не имеют точных дорог и весной легко меняют их, заставляя людей бросать свои старые водные системы и передвигать их ближе к руслу или удалять от него. Периодические наводнения сносят построенное и принуждают и изобретать новое.

Аму за неделю передвигается на сотни метров в сторону. Люди тут помнят случаи, когда береговая полоса длиной в три километра и шириной до пятисот метров размывалась в две-три недели. И потому здесь никогда не известно, где будущий год будут лучшие земли и что станет с обработанными сегодня.

Большая вода — несчастье, и несчастье же — вода скудная.

Род придумал себе водное право. «Су» — вода — есть в то же время и норма земельного надела и норма водопользования; то есть в сущности «су» — это водный надел.

По родовому праву, холостой, бездетный, разведенный, одинокая вдова, круглые сироты лишались ее; поэтому в каждом ауле с местной водной склокой были свои лишенцы, уличенные муллой в сумасшествии и прикованные к цепям. Уличение в сумасшествии было одним из методов классовой борьбы в старом ауле.

Приданое девушка получала водою. Товарищ, рассказывавший мне о воде, имел из родового канала семнадцать минут воды через каждые шестнадцать дней, а дети его имели бы по четыре минуты.

Иметь четыре минуты через шестнадцать дней — это значит быть бедняком. Четыре минуты ни для чего не нужны, и было издавна придумано сдавать эти минуты в аренду: бедняк либо запродавал их, либо объединялся с соседями и сообща поливал надел. Бедняцкие минуты были еще и чудовищно относительны, потому что земли бедняков обычно лежали далеко от головы канала, и бедняк получал воду в последнюю очередь. Его минуты были минутами последней воды в канале.

Старый аул четко разбивается на единоличных держателей воды, батраков и родовые полуартели. В пределах родового канала воду на отдельные «су» распределял выборный водный староста — мираб, неограниченный владыка своих избирателей и слуга байства и духовенства. Впрочем, очень часто мирабы сами были духовными лицами ввиду важности и ответственности их дела.

Революция принесла с собой программу советизации воды и планы создания воды социалистической. Это звучит кратко и кажется очень простым, как конфискация кулацких излишков или обобществление помещичьего инвентаря, — на деле же это высшая математика с мудрейшими расчетами, измерениями, учетом гидромодульных формул и прочей сложностью, отвергающей настрелянный глаз мираба и доводящий точность распределения воды на каждый гектар применительно к определенной культуре до своеобразной таблицы умножения.

В Средней Азии культивируют, образно говоря, не хлопок и хлеб, а воду, и революция должна была притти прежде всего ломкой старых водных законов. Революция уничтожила санашиковое водно-родовое право, распылила «водные капиталы» байства и духовенства и прошла техническими измерениями и многократными статистическими учетами, чтобы закрепить себя не декларацией, а инженерией.

Все арыки были освидетельствованы и произведено «сокращение штатов»; там, где существовало пять родовых арыков, оставлено два, улучшена сеть мелких распределителей, усовершенствованы головные сооружения, и где при пяти арыках никогда не хватало воды, при двух стало ее с избытком. Революция начала организацией моды. Есть достижения уже показательные: в двух районах Мервского округа таким образом удалось исключить сто пятьдесят два километра холостых ходов каналов, и это позволяет оросить пять тысяч гектаров новой земли.