Шрифт:
Амелия задрожала от внезапно окутавшего тело холода. Ее карета стояла на улице за парадными воротами церкви. К заднему крылу кареты были привязаны два коня. Рядом с их седлами закрепили маленькие сумки.
Амелию терзали печальные мысли. Сможет ли она существовать на этом свете без Саймона? Он был любовью всей ее жизни!
Саймон привлек ее в свои объятия.
— Интересно, столь необычная церемония хотя бы имеет силу? — пошутил он, но даже не улыбнулся.
Как бы Амелии сейчас хотелось от души посмеяться над этой десятиминутной службой! Она спрашивала себя, сможет ли вообще смеяться — или улыбаться — снова.
— Мне все равно, действительна эта церемония или нет. В глазах Бога мы — муж и жена. — По ее щекам заструились слезы.
— Не плачь. Амелия, сейчас — время войны. Мы не вольны управлять своими судьбами. Мы можем лишь достойно принимать свою участь.
— Будь проклят тот, кто выдал тебя, Саймон, кем бы он ни был! Ты — истинный патриот, а теперь должен бежать из страны, как преступник!
Он еще сильнее прижал ее к груди, стискивая в объятиях.
— Не забывай напоминать детям, как сильно я их люблю. — Он посмотрел ей в глаза. — И никогда не забывай, как сильно я люблю тебя.
Боль неминуемой разлуки казалась Амелии нестерпимой. Эти страдания сокрушали ее сердце.
— Я знаю, ты вернешься к нам. Я знаю это! — закричала она.
— Уорлок будет давить на Уиндхэма до тех пор, пока обвинение не будет снято, — твердо произнес Саймон, но в его глазах отразилось сомнение.
— Я так сильно люблю тебя…
Он крепко обнял ее, и оба подумали, что, возможно, держат друг друга в объятиях в последний раз.
Саймон с большой неохотой отпустил Амелию. Она отступила и взяла его за руки.
— Напиши нам, когда сможешь.
— Если я смогу послать тебе весточку, я сделаю это. Амелия, я хочу, чтобы ты вернулась в Корнуолл. Там тебе будет безопаснее, — сказал он и вдруг посмотрел мимо нее.
Наполовину обернувшись, Амелия увидела Лукаса, выходившего из церкви. На его мрачном лице лихорадочно горели глаза, в которых отражалась крайняя безотлагательность. Пришло время расставания.
Чуть не обезумев от горя, Амелия резко обернулась к Саймону:
— Я люблю тебя. Я всегда буду тебя любить. Никогда не перестану.
На прощание Саймон крепко сжал ее руки, а потом отпустил их.
— Нам пора. К ночи я хочу быть как можно дальше от Лондона, — резко бросил Лукас, подходя к ним. И, обратившись к Амелии, уже мягче добавил: — Я хорошенько позабочусь о нем. Не волнуйся.
Она кивнула, потеряв дар речи и не в силах даже пошевелиться.
Саймон посмотрел на нее. Это был пронзительный, полный боли, долгий взгляд.
А потом они с Лукасом быстро подошли к своим коням, отвязали узды и вскочили в седла.
Амелия зажала ладонью рукой, чтобы не зарыдать в голос, и ее сердце зашлось от боли, когда Саймон вскинул на прощание руку, взглянув на нее в последний раз. Потом они с Лукасом развернули коней и рысью помчались вниз по улице. Вскоре они скрылись за углом.
Амелия еще долго стояла, глядя им вслед и горько плача.
Швейцар Джордж распахнул перед ней парадную дверь. Амелия не смогла заставить себя улыбнуться ему. Всю дорогу домой она открыто, без утайки плакала в карете.
К удивлению Амелии, в холле к ней со всех ног кинулась Джулианна. Сестра снова приехала ее утешить.
— О, Амелия!
Кивнув швейцару, Амелия бросилась к Джулианне.
— Дело сделано, — судорожно произнесла она и, сняв перчатки, показала простое золотое обручальное кольцо.
При взгляде на кольцо тревога наполнила взгляд Джулианны, и она крепко обняла Амелию, прошептав:
— А Саймон?
— Они с Лукасом ускакали… Они не сказали мне, куда направляются. — Амелия услышала, как ее голос дрогнул.
Джулианна ласково приобняла ее.
— Мы все исправим, Амелия. Я уже поговорила с Домиником. Он незамедлительно надавит на Уиндхэма, потребовав снять обвинение. Между прочим, Доминик просто в ярости!
— Я так и не сказала тебе всей правды, Джулианна. — Амелия взяла сестру за руку и провела за собой в ближайшую гостиную. — Саймон шпионил для французов точно так же, как и для нас. Так что обвинение в государственной измене может оказаться совершенно справедливым.
Джулианна задохнулась от потрясения, побелев как полотно.