Шрифт:
– Нет, – промямлила Майя.
– Хм... Твой дружок Грей тоже не знает. Я Аграах. Страж лабиринта. Наверняка, ты не ожидала, что наша встреча произойдет именно так. Я бы и сам не поверил в это – еще тысячу лет назад. Я становлюсь жалким. Собственно, что я хотел… Ах, этот старческий склероз… Моя память подводит меня… Хе-хе-хе-хе-хе, – с сиплым дребезжанием засмеялся дух подземелья.– Ах, да! Вспомнил! Считаю своим долгом предупредить тебя: в настоящий момент Фалькон и Моран в дикой схватке убивают друг друга. Если хочешь, можешь остановить их. Но помни: они тебя не пожалеют. Попадешься на глаза им – убьют! Даже если один из них выживет – он все равно тебя убьет. И ты не сможешь оказать сопротивление, ты слишком слабая против них. Но… у тебя есть шанс воздействовать на них, попытаться образумить этих глупцов. Пойдешь?
– Да, – с тревогой и горечью проговорила Майя – она не предполагала, что эти двое могут так хищнически схлестнуться.
– Беги! Мой голос поведет тебя.
А Майя уже бежала, не разбирая дороги. Жуткий чудовищный смех покатился вдоль каменных стен. Казалось, от него дрожали все поверхности вокруг, грозя обвалиться. И ведьма со всех ног убегала от этой рокочущей смеховой волны. Волна и пригнала ее к месту битвы. Девушка резко остановилась, увидев, как на каменистой возвышенности внутри огромной пещеры со столбами гиганских окаменевших сосулек – сталагмитов и сталактитов – раздирают друг друга полуволчица и белый ягуар – два неустрашимых и равносильных алькора. Но нет, ягуар сильнее полуволчицы. Мощными лапами с острыми ножеподобными когтями наносит он Моран удар за ударом. И хотя от меча воительницы досталось хищнику немало, о чем свидетельствуют кровавые растеки и багровые сгустки, окрасившие его белую шкуру, Моран пострадала больше: от множества ран она не успевает регенерировать, ей все труднее уклоняться от ударов, движения ее теряют ловкость и быстроту.
8
– Посмотри сюда. Посмотри, что я вижу, – и ангелоподобная девушка дотронулась до Грея, передавая то, что видит на расстоянии.
И перед ним возникла картина жуткой, кровавой схватки его сестры и Фалькона, которых отчаянно пыталась образумить Майя.
– Не-е-ет! Останови-и-тесь! – кричала она. – Фэл! Моран! Умоляю, услышьте меня! Это неправильно! Мы должны найти этот камень вместе! Мы вместе пришли сюда, и вместе должны вернуться назад! Только вместе – мы сила! Вспомните, что говорила Элерана Хартс: от нас самих зависит: та ли мы сила, что уничтожит сама себя, или та, которая одолеет любые преграды! Порознь нам не дойти до конца! Порознь мы не вернемся назад!
– Даже если мы дойдем до конца, не все вернутся назад, но ты это и так знаешь, не так ли? Так лучше сразу выясним, кто из нас достоин победы! – огрызнулась в ответ ей Моран.
Кошмарное видение исчезло, и полупрозрачная девушка с сочувствием покачала головой.
– Бедная Майя! Эти взбесившиеся звери ведь ни за что ни про что убьют ее сейчас! Может, Грей, тебе стоит пойти и остановить их? Может быть, тебе удастся убедить их в заблуждении? А если они тебя не послушаются? Угомони их силой! Во имя правого дела! Убей их!
9
А ягуар, повернув забрызганную кровью голову к Майе, злорадно оскалился: она сама пришла к нему – виновница его страданий, мести которой так жаждало его израненное сердце. Тут же приняв человеческий облик, он развернулся к ней – горечь обиды заволакивала его глаза.
– Что ты заладила: «Камень… камень…» – саркастически сказал он. – Выслуживаешься перед Хартс? Рвешься мое место занять? Ты такая же, как Флер, которая любой ценой хочет возвыситься над всеми. Только она не прикрывает свои цели красивыми словами! Она честнее тебя! – произнося эти слова, Фалькон отвлекался, терял бдительность, за что жестоко платил, получая глубокие раны. Кровь прыскала во все стороны. Майя в ужасе плакала, ощущая свое бессилие.
– Мне наплевать, достанем ли мы камень, – продолжал он упрекать девушку, потому что во всем, что здесь сейчас происходит, виновата она, и только она! – Я поверил тебе, поверил в твою чистоту, поверил, что ты спасешь меня. Куда угодно я был готов идти за тобой! Я бы горы свернул, чтобы уберечь тебя. Но теперь я понял: это – самообман, наваждение, навеянное твоим притворным сочувствием!
В сердцах Фалькон нанес полуволчице столь сокрушительный удар в грудь, что она согнулась пополам и упала на колени. Ее глаза лезли из орбит, она задыхалась, пытаясь вдохнуть воздух в сдавленные сломанными ребрами легкие, и давилась собственной кровью. И Фалькон тогда смог выплеснуть без помех бурлившее в нем разочарование от обманутых надежд:
– Я никогда не был счастлив, каким бы он ни предстал передо мной, этот мир, – темным или светлым. Я – калу, и мне нет пути к свету, и даже твоя любовь не спасет меня! Мне неведома жалость! Кровь невинно убиенных меня уже не потрясает: такая жизнь обыденна для меня… Я не способен измениться!
В этот момент к нему подскочила Моран, но ее противник – калу треснул ее так, что она отлетела далеко в сторону и, ударившись о каменную стену, осталась лежать неподвижно.
Фалькон двинулся Майе навстречу. Мрачная решимость зажглась в его глазах.
Девушка попятилась.
– Фэл, я не узнаю тебя! Ты… не можешь быть так жесток! – говорила она сквозь слезы, отступая. – Ты же добрый… ты самоотверженный, я знаю! Что с тобой? Очнись! Я не верю… что это ты! – затем, закрыв лицо руками, и осознав, что смерти не избежать (пытаться бегством спасать свою жизнь, в то время, как эти двое осатанело прикончат друг друга?– это бессмысленно – как все бессмысленно...), она медленно опустилась перед ним на корточки, готовая принять свою участь.
– Ложь, опять ложь… – с недоверием поморщился он. – Но ради чего? Чтоб с моей помощью стать фавориткой Хартс! Ты не понимаешь, как это отвратительно – ломать себя! Так знай же, отведать эту чашу я тебе не дам! Ты навсегда останешься здесь! – с этими словами Фалькон исчез, крупный зверь занес над головою ведьмы свою когтистую лапу, но так и замер в карающей позе… Она смотрела на него не так, как вели себя в этой ситуации другие, – он видел много смертей, ему были знакомы страх и последняя вспышка ненависти в глазах обреченных… Но из ее глаз – подобно лучистому потоку света – струились… любовь и щемящая душу печаль – о, духи! Как она была прекрасна в этот миг!