— Передумала.

— Почему?

— Хотела кое-чем с тобой поделиться. — Кьяра отошла к окну и глянула на темную Исаакиевскую площадь. — Здесь вообще светло бывает?

— Вот сейчас, например.

Задернув шторы, Кьяра обернулась. В синей юбке и белоснежной блузке выглядела она невероятно притягательно. Габриель больше не злился. На самом деле он даже был рад ее компании. Жена скрасит ему несколько часов ожидания.

— Как она? — спросила Кьяра.

— Мадлен?

— Мы так ее называем?

— Другого имени у нее нет. Она ведь…

— Что?

— …выросла среди волков.

— С волками жить — по-волчьи выть.

— Она-то не волчица.

— Ты так уверен?

— Уверен, Кьяра.

— Один раз она тебя уже провела.

Габриель не ответил.

— Прости, Габриель, но мысль, что она все еще предана службе, напрашивается сама собой.

— Согласен, я думал об этом, — не сумев скрыть раздражения, ответил Габриель. — Если завтра за ней не будет «хвоста», я заберу ее. Отвезу домой.

— Где ее дом?

— В Англии.

— Переполох поднимется тот еще.

— Тот еще, — эхом повторил Габриель.

— Зачем она тебе?

— Надо вернуть должок, — ответил Габриель. — Потом я передам ее в надежные руки Грэма Сеймура.

— Бедняга Грэм. — Присев на край кровати, Кьяра сняла туфли.

— Как полет? — спросил Габриель.

— Ну, пока разносила еду, никого их пассажиров я не поранила.

— Молодчина.

— В салоне первого класса летел один ребенок, который ревел всю дорогу от Анкары до Минска. Кое-кто сильно расстроился. Мамаша впала в ступор. — Кьяра немного помолчала. — А я смотрела на нее и думала, что она — самая счастливая женщина в мире.

— Пожалуй, тебе не стоило приезжать.

— Я не могла не приехать. Мне тут будет весело.

Сняв юбку, Кьяра аккуратно сложила ее на кровати и принялась расстегивать блузку.

— Ты что делаешь? — спросил Габриель.

— Сам как думаешь?

— Стюардесса решила раздеться у меня в номере.

— Мне нужно отдохнуть. Как и тебе. — Она сняла блузку. — Не пойми неправильно, Габриель, но выглядишь ты просто ужасно. Поспи часок-другой — полегчает.

— Мне сейчас совсем не до отдыха.

— И что будешь делать? Стоять у окна, изводить себя беспокойством?

— Именно это я и планировал.

— Вот станешь шефом — наволнуешься. Идем в кровать. Обещаю, я тебя не пораню.

Сдавшись, Габриель снял туфли и джинсы и лег рядом с женой. Кожа ее была горячей, губы — сладкими как мед. Кьяра погладила его по носу.

— Кьяра…

— В чем дело, милый? — спросила она, целуя Габриеля.

— Я на посту.

— Ты всегда на посту. Так на нем до конца жизни и останешься.

Она снова принялась целовать его: в губы, в шею, в грудь.

— По-моему, она была абсолютно права, — заметила Кьяра.

— Кто? — пробормотал Габриель.

— Старуха с Корсики. Она ведь предсказала, что со смертью Мадлен откроется правда. В некотором роде во Франции она погибла, и вот тебе открылась правда.

— В одном она точно ошиблась. Предупредила, чтобы я не совался в город грешников — иначе погибну.

Кьяра посмотрела ему в глаза.

— Ты же говорил, что она обещала тебе безопасность.

— Говорил.

— Соврал, значит.

— Прости, Кьяра. Зря я так.

Она еще раз поцеловала его.

— Я знала, что ты врешь.

— Правда?

— Я всегда знаю, когда ты врешь, Габриель.

— Я же профессионал.

— На меня это не действует. — Стянув с мужа рубашку, она оседлала его. — Все еще может случиться.

— Что это — все?

— Ты можешь погибнуть в городе грешников.

— Она же говорила про Москву. Тут мы в безопасности.

— Вообще-то, — сказала Кьяра, поглаживая пальцами его по животу, — ты в смертельной опасности.

— Да, чувствую.

Она приняла его в свое нежное, теплое тело, и они перенеслись из России в Венецию, где первый раз занимались любовью, на белых простынях. И были они в безопасности.

— А вдруг она не придет? — сказала позднее Кьяра, когда Габриель уже проваливался в сон.

— Придет. Мы увезем ее домой.

— Я тоже хочу домой.

— Недолго осталось.

— Сегодня так и не посветлеет?

— Нет, Кьяра. Сегодня — уже нет.