Мистер Тодхантер, покачивая торсом, потирал свои костлявые колени. Все та же неописуемая шляпа криво сидела на его лысой голове. Он походил на кого угодно, только не на убийцу.

– Больше всего похоже на визит к фотографу, – признался он.

Мистер Тодхантер стал самой популярной персоной в Лондоне.

Вздумай полицейские поставить у его дома охрану, сразу выяснилось бы, что она не нужна. Мистер Тодхантер пребывал под надежной охраной: едва он вышел из такси, как его приветствовала гулом еще одна толпа, а на следующее утро, когда он вышел из дома, встретила аплодисментами третья, целый выводок репортеров. Время от времени кто-то из них отрывался от стаи, чтобы испробовать новую уловку с целью добиться права на интервью, как правило, безуспешно; большей же частью репортеры просто болтались вокруг дома, готовые запечатлеть для потомства любое самое пустячное действие, предпринятое как самим мистером Тодхантером, так и мистером Читтервиком (который временно переселился сюда), кузинами мистера Тодхантера, кухаркой, экономкой и даже врачом и сиделкой, коих нанял сэр Эрнест вопреки возмущенным протестам мистера Тодхантера, дабы они пеклись о его драгоценном здоровье.

Стоило мистеру Тодхантеру приехать домой, как эта парочка завладела им и, невзирая на сопротивление, уложила в постель; однако мистеру Читтервику, после приятного ужина в обществе врача, пожилых кузин и бутылочки дорогого сердцу хозяина «Шато Лафит» 1921 года, было позволено скоротать вечер в обществе мистера Тодхантера, обсуждая сегодняшние удачи и задачи на завтра.

Мистеру Тодхантеру, кроме того, потребовалось узнать, каков медицинский прогноз, что доктор думает насчет его шансов дожить до конца процесса, на что мистер Читтервик ответил, что шанс есть.

– Он говорит, если избегать малейших нагрузок и треволнений, ничто не помешает вам протянуть еще месяц-другой, – добавил мистер Читтервик, сам поражаясь тому, что они способны обсуждать приближение смерти так, словно речь шла о походе в театр, а не о убытии в мир иной.

Мистер Тодхантер довольно хмыкнул.

В остальном вечер прошел без особых событий, разве что в половине двенадцатого мистер Тодхантер настоятельно попросил послать за поверенным, дабы добавить еще один пункт к своему завещанию. Ему вздумалось отписать сиделке, к которой он питал неприязнь стойкую и ничем не мотивированную, пять фунтов на покупку полного собрания сочинений Чарлза Диккенса, поскольку эта особа ни в какую не соглашалась признать свое вопиющее сходство с миссис Гэмп, – сходство, которое, втайне считал мистер Тодхантер, говорило само за себя.

Мистер Бенсон обреченно покорился судьбе. Завещание мистера Тодхантера уже содержало около сотни дополнений, и за последние пять месяцев его пришлось полностью переписывать семь раз.

На второй день процесса первым свидетелем в зал суда был вызван Фёрз.

Сэр Эрнест приветствовал его с вкрадчивым подобострастием, с которым, по мнению мистера Тодхантера, несколько перебрал.

– Мистер Фёрз, вы ли предъявили подсудимому чрезвычайно серьезное обвинение – в убийстве?

– Я.

– Не сообщите ли суду и присяжным, что подвигло вас на столь серьезный шаг?

– Я был убежден, что правосудие допустило грубую ошибку, исправить которую иначе нельзя.

– Значит ли это, что вы исходили в своих действиях только и исключительно из интересов общества?

– Надеюсь, что так.

– Ничего другого, – с легким поклоном отозвался сэр Эрнест, – я и не ожидал услышать от человека, подобно вам, мистер Фёрз, посвятившего себя служению обществу, – уверен, незачем напоминать присяжным о вашей бескорыстной и достойной восхищения работе в Лиге умеренных. Но скажите, мистер Фёрз, на каком основании сложилось у вас мнение, что произошла судебная ошибка?

– На основании двух моих бесед с мистером Тодхантером, – ответил Фёрз, помаргивая за стеклами больших очков.

– Не будете ли вы так любезны сообщить суду и присяжным содержание этих бесед?

Мистер Тодхантер со своей скамьи подсудимых одобрил то, как держится Фёрз, осмотрительно и с несомненной искренностью. На его взгляд, тот удовлетворял всем требованиям к идеальному свидетелю: говорил только о том, что спрашивали, и не давал повода усомниться в своей правдивости.

– Первая наша встреча, – отвечал Фёрз, – произошла в моем клубе примерно с полгода назад. Я отчетливо ее помню, ибо была она весьма необычна. Насколько я помню, мистер Тодхантер приступил к делу, задав мне вопрос, не знаю ли я человека, которого необходимо убить. Полагая, что он шутит, я спросил: неужели он готов убить любого, кого бы я ни порекомендовал? – и мистер Тодхантер ответил утвердительно. Затем мы обсудили возможность убийства Гитлера или Муссолини, к чему мистер Тодхантер определенно склонялся, однако я отговорил его, приведя ряд причин, которые, полагаю, не стоит перечислять.

– В самом деле не стоит, – промурлыкал сэр Эрнест. – Значит, по вашим словам, вы отнеслись к просьбе мистера Тодхантера назвать имя человека, который достоин смерти, как к шутке. Это шутливое настроение продолжалось в течение всего разговора?

– Да.

– То есть вы не принимали его всерьез?

– Увы, нет. Но теперь понимаю, что жестоко ошибся.

– Вас едва ли можно винить в этом, мистер Фёрз. Итак, вы, конечно, поняли, что мистеру Тодхантеру осталось жить всего несколько месяцев. Предложили ли вы ему какой-то совет насчет того, как еще можно распорядиться этим временем, помимо подготовки к убийству?

– Да. Кажется, я посоветовал ему развлечься и выбросить из головы и Гитлера, и всех прочих.

– Весьма разумно. Остается лишь пожалеть, что мистер Тодхантер не прислушался к вашему совету. Что еще было сказано в ходе этой беседы, о чем вам хотелось бы сообщить присяжным?

– Если не ошибаюсь, речь зашла об убийстве шантажиста или человека, так или иначе отравляющего жизнь другим людям.

– Ах да. Вы обсуждали с мистером Тодхантером убийство какого-то совершенного незнакомца, который определенно является для окружающих причиной их страданий и горя?