Рачинскій осторожно отворилъ двери и на цыпочкахъ вышелъ въ гостиную. У него невольно замирало сердце отъ волненія и нкоторой надежды. Онъ собирался уже пройти къ балкону и только боялся зацпить въ потемкахъ за какой-нибудь стулъ, какъ вдругъ надъ самымъ его ухомъ раздался голосъ:

— Боже мой, это вы?!

— Да, это я, — смущенно отвтилъ Рачинскій.

Чья-то рука крпко схватила его руку.

— Да вы-то кто же? — спросилъ онъ.

— Я, я… Настасія Ивановна, — прошепталъ голосъ.

— Чортъ возьми! — подумалъ Рачинскій, — на нее — то я ужъ никакъ не разсчитывалъ.

И вдругъ ему въ голову пришла ужасная мысль: онъ началъ бояться, не имлъ ли онъ несчастья возбудить къ себ въ старой дв внезапную страсть — въ такомъ случа вдь сразу объяснялись вс странности ея поведенія и за обдомъ, и за весь вечеръ.

— Извините, — началъ онъ заикаясь, — я думалъ немного пройтись по саду… но теперь сейчасъ же вернусь въ свою комнату.

— M-r Рачинскій, — трагическимъ тономъ воскликнула Настасія Ивановна, — что вы можете обо мн подумать, встртивъ меня ночью у вашей двери…

Рачинскій началъ раздражаться и даже сердился.

— Клянусь вамъ, — насмшливо отвтилъ онъ, — что я объ васъ ровно ничего дурного не подумаю… вдь я имлъ уже случай убдиться въ поэтичности вашей натуры и меня нисколько не удивляетъ, что вы избираете для своихъ прогулокъ именно тотъ часъ, когда поютъ соловьи и порхаютъ эльфы и сильфы.

— Ахъ Боже мой! — протянула Настасія Ивановна, — ваши насмшки ужасны; но если бы вы знали истинную правду.

«Она сейчасъ мн объяснится въ любви!» — съ отчаяніемъ подумалъ Рачинскій.

— Я ничего не хочу знать, поспшилъ онъ прервать ее, я не хочу проникать въ тайники поэтической души вашей…

— Но теперь, вы ужъ должны меня выслушать!

— Господи! право это не нужно!.. къ чему же это!..

— А моя честь? — произнесла Настасія Ивановна съ достоинствомъ оскорбленной невинности.

— Ваша честь!.. но право я не понимаю, чмъ же она тутъ задта…

— Однако я должна же объяснить вамъ причину моего присутствія здсь и въ такое время… Я ушла изъ своей комнаты отъ страху… я не въ силахъ была одна оставаться.

— Чего же вы такъ испугались? — спросилъ Рачинскій.

— Помилуйте — наша дача такъ далеко отъ всякаго жилья… вс знаютъ, что Анна Павловна богата, и долго ли забраться сюда разнымъ ворамъ и грабителямъ… Съ нкотораго времени около нашаго забора стали показываться какіе-то очень подозрительные молодые люди… вчера замтили подъ окномъ слды человческихъ ногъ… нашъ садовникъ, единственный мужчина въ дом, отправился сегодня въ городъ… мы одн, мы съ Анной Павловной умираемъ отъ страха… и вотъ я ршилась переночевать здсь на маленькомъ диван, у самой вашей двери… чтобъ, если что-нибудь случиться…

— Понимаю, — перебилъ Рачинскій, которому все начинало становиться ясно, — я, значитъ, исправляю здсь должность садовника, или врне, ночного сторожа…

«Ну — да, теперь все объясняется, — думалъ онъ, — и часы, и подливаніе вина за обдомъ… Эта старая дура хотла возбудить во мн храбрость на случай ночного нападенія…»

Такое неожиданное открытіе, посл всхъ его мечтаній и надеждъ, задло Рачинскаго за живое и порядкомъ взбсило. Ему хотлось хорошенько отплатить за себя и проучить старую трусиху.

— Однако, я долженъ замтить вамъ, сударыня, — посл нкотораго молчанія сказалъ онъ, — что вы и Анна Павловна очень неосторожны.

— Какъ неосторожны? — удивленно воскликнула Настасія Ивановна, — я васъ не понимаю.

— Да такъ, что вы меня совсмъ не знаете, — отвчалъ онъ.

— Дйствительно, я сегодня кажется въ первый разъ имю удовольствіе васъ видть… по вдь Анна Павловна…

— Анна Павловна встрчала меня въ обществ… я былъ у нея нсколько разъ, но это ровно ничего не значитъ — она меня знаетъ не больше вашего.

— Ахъ Боже мой, прошептала старая два замирающимъ голосамъ, но вдь мн кажется, не трудно сразу узнать порядочнаго человка… ваша вншность… ваши манеры… сейчасъ видно свтскаго человка…

— Въ свт встрчаются всякіе люди, — замтилъ Рачинскій такимъ таинственнымъ голосомъ, что у бдной Настасіи Ивановны забгали мурашки по кож.

— Господи, да кто же вы? — простонала она.

— Кто я? — началъ Рачинскій, окончательно уврившійся, что передъ этой госпожей можно съ полнымъ успхомъ разыграть какую угодно сцену изъ самой нелпой мелодрамы. — Кто я?.. я тотъ, кого именно вамъ не слдовало такъ заманивать и хитростью оставлять на ночь въ этомъ дом.