— Что съ вами? что такое случилось? — даже встревожился Юрій Михайловичъ.

— А то-съ… а то-съ, что вотъ вы не дозволяли къ мировому, а они насъ упредили — и на насъ жалоба… Вотъ-съ до чего дошло!..

— Да полно-те… какая тутъ жалоба? кто это вамъ сказалъ?..

Но управляющій, съ отчаяннымъ и въ то же время торжественнымъ жестомъ подалъ повстку, Юрій Михайловичъ пробжалъ ее глазами.

— Такъ это васъ вызываютъ, а не меня, и по жалоб управляющаго госпожи Тренеръ, а не ея самой…

— Это все одно-съ, все одно-съ, — трясся и задыхался управляющій, — дайте срокъ — она и васъ самолично притянетъ-съ… къ тому идетъ…

«Однако, хоть и пустяки, а все же непріятно, да и, наконецъ, надодать начинаетъ… И чего это она придирается»… думалъ Юрій Михайловичъ, совсмъ уже приближаясь къ дубамъ, за которыми начинался небольшой, но густой и тнистый паркъ Вры Павловны. Онъ подошелъ къ дубу-великану, подъ втвями котораго любилъ отдыхать, любуясь зеленой равниной и широкой далью, и уже хотлъ было опуститься на траву, какъ въ нсколькихъ шагахъ отъ него послышалось ворчаніе, а затмъ хоть и не особенно внушительный, но сильно враждебный лай. Темносрый съ черной полосой на спин мопсикъ кинулся къ нему, подпрыгивая и ныряя въ трав, остановился передъ нимъ какъ вкопанный, поднялъ круглую, обрюзглую, съ приплюснутымъ носомъ мордочку, устремилъ на него большіе, черные и круглые глаза — и глухо зарычалъ, выжидая и обдумывая положеніе.

— Здравствуйте, Юрій Михайловичъ! — раздался пріятный женскій голосъ.

Вра Павловна едва улыбалась кончиками губъ, еще не ршаясь — протянуть или не протянуть ему руку. Она вышла изъ тни и солнце сразу освтило всю ея полную красиво сложенную фигуру, ея свжій, изящный нарядъ, ея густую блокурую, круто свернутую, выглядывавшую изъ-подъ соломенной шляпы, косу, ея моложавое розовое лицо съ большими срыми глазами, маленькимъ хорошенькимъ носикомъ и нсколько насмшливымъ, особенно теперь, но положительно красивымъ, ртомъ.

Юрій Михайловичъ взглянулъ на нее, прежде всего залюбовался ею и быстрая, быстрая мысль промелькнула въ голов его и затмъ какъ-то странно и неожиданно упала прямо въ сердце: «какая прелестная женщина»!.. ей должно быть тридцать пять… никакъ не меньше… но разв это не все равно, когда она но старе двадцати пяти — такъ свжа, мила и красива!..

Между тмъ Вра Павловна уже ршилась и протянула ему руку. Это пожатіе доставило ему почему-то особенное удовольствіе, какого онъ давно не испытывалъ.

— Я очень радъ, Вра Павловна, что встртился съ вами… Мн надо съ вами поговорить, — объявилъ онъ продолжая любоваться ею.

А въ голов и сердц звучало: «отчего она никогда не была такъ хороша, какъ сегодня»?

— И мн тоже надо поговорить съ вами, а потому сядемъ на траву, вы на своей земл — вдь это межа — я на своей, — и будемъ бесдовать.

Она прелестнымъ движеніемъ, несмотря на свою полноту, опустилась въ густую и мягкую траву. Юрій Михайловичъ послдовалъ ея примру, снялъ шляпу и всей грудью вдохнулъ въ себя легкій втерокъ, потянувшій отъ рки. Мопсикъ подвернулся къ самому платью свой хозяйки, пересталъ рычать, громко и протяжно. даже съ визгомъ звнулъ и началъ укладываться.

— Вра Павловна, о чемъ же это вы хотли поговорить со мною?

— А вы о чемъ, Юрій Михайловичъ?

— Именно о томъ-же, вроятно, о чемъ и вы… о нашей сосдской вражд, которая все усиливается… Право, если мы съ вами не примемъ ршительныхъ мръ, то, или вашъ управляющій совсмъ състь моего, или мой вашего, а въ убытк и въ отвт будемъ мы съ вами…

О, какъ она мило взглянула, какіе у нея глубокіе, добрые, заманчивые глазки. Отчего она никогда ни разу еще не была такой?!

— Вы правы, — сказала она, — и что же, по вашему, надо длать, чтобы избжать всхъ этихъ непріятностей?

— Надо прежде всего быть строже съ управляющими и ршительно обуздать ихъ предпріимчивость…

— Покажите мн примръ…

— Я и показываю. Только благодаря моему строгому запрещенію у васъ до сихъ поръ не было дла въ мировомъ суд… Между тмъ вашъ управляющій уже подалъ жалобу и очень вроятно, что мн предстоитъ быть вызваннымъ по меньшей мр въ качеств свидтеля…

— Богъ съ вами! откуда вы это взяли? Я разъ навсегда объявила Петрову, что не желаю никакихъ мировыхъ и чтобы этого никогда не было…

— Однако, я сейчасъ своими глазами видлъ повстку.

Вра Павловна разсердилась, вспыхнула и стала еще миле.

— Ну что мн длать съ этимъ невозможнымъ Петровымъ?! — воскликнула она съ самой искренней печалью. — Онъ меня ни въ чемъ не слушается, иногда позволяетъ себ такой тонъ… и увряетъ меня во первыхъ въ томъ, что я ровно ничего, какъ есть ничего не смыслю и никогда не буду смыслить въ хозяйств, и, во вторыхъ, въ томъ, что вы, понимаете, вы сами, лично, только и длаете все лто, что сманиваете моихъ коровъ и чмъ-то окормили мою любимую тирольку… А теперь вотъ и мировой, несмотря на мое формальное запрещеніе!.. Юрій Михайловичъ, милый, помогите мн… посовтуйте…