— На пять-шесть мсяцевъ ты поступаешь въ кормилицы къ намъ, — сказалъ Колояровъ и тутъ-же прибавилъ: — Ну, хорошо, хорошо. Я и за ребенка твоего заплачу въ воспитательный, будь только довольна нашими порядками. Недовольство портитъ молоко.

— Много вамъ благодарны, баринъ. Спасибо вамъ. Мерси.

Степанида въ поясъ кланялась Колоярову.

— Напрасно… Балуете вы ее… — шепнула ему акушерка.

— Ну, да ужъ пусть только не жалуется, пусть будетъ привязана къ ребенку и нашему дому, — пробормоталъ Колояровъ. — Я дамъ вамъ деньги, сколько нужно въ воспитательный. Распорядитесь пожалуйста. А когда вы можете ее привезти къ намъ?

— Да пожалуй даже сегодня вечеромъ. Федоръ Богданычъ осмотритъ ее, потомъ я пошлю ее съ двушкой въ баню, а затмъ къ вамъ… — дала отвтъ акушерка.

— Милая Софья Петровна! — воскликнула Степанида. — Какъ-же сегодня-то? Дайте мн отгуляться малость передъ мстомъ, дайте ребеночка моего навстить.

— Ребенка ты принесешь сегодня ко мн, завтра я его отправлю въ воспитательный подъ квитанцію, а отгуляться теб не полагается! — строго сказала ей акушерка. — Что ты съ ума сошла, что-ли? Отгуляться…

— Да ужъ пожалуйста, Софья Петровна, послдите за ней… и прямо къ намъ… — испуганно проговорилъ Колояровъ и, вставъ съ кресла, обими руками пожалъ об руки акушерки.

— Ну-съ, для порядка и успокоенія васъ, я ее все-таки поосновательне осмотрю… Пойдемте, Софья Петровна, — пригласилъ докторъ акашерку и удалился вмст съ ней и съ Степанидой.

Колояровъ остался въ гостиной одинъ. Онъ курилъ, взялъ переплетенный экземпляръ „Нивы“, лежавшей на стол, и сталъ его перелистывать, разсматривая картинки. Вдругъ скрипнула дверь и на порог ея показалась еще женщина — четвертая: крупная, дородная, чернобровая, молодая. Она была въ свтлосинемъ шерстяномъ плать съ желтой отдлкой, безвкусномъ и неуклюже на ней сидвшемъ. Она улыбалась и произнесла:

— Баринъ, а баринъ! Меня-то вамъ и не показали, а я вотъ какая здоровая — посмотрите на меня. Вдь она, здшняя акушерка, кого первымъ показываетъ? Кто ей больше халтуры даетъ. Не врите, баринъ? Право слово…

Колояровъ смотрлъ на нее и недоумвалъ. Наконецъ, онъ спросилъ:

— Вы тоже кормилица?

— Да, да… Тоже наниматься пришла и сижу здсь.

— Мы ужъ выбрали себ кормилицу.

— Степаниду? Да она, баринъ, вамъ не годится.

— Отчего? Что за вздоръ! Нашъ докторъ за нее ручается.

— Да докторъ не знаетъ, баринъ. И Софья Петровна тоже не знаетъ за ней этой прорухи.

— Что такое?

— Только Бога ради, баринъ, вы не говорите Софь Петровн, что я вамъ сказала.

— Да что такое? Говорите, пожалуйста.

— Выпить любитъ. Изъ-за этого-то, кажется, она и въ воспитательномъ не поладила.

Колоярова передернуло.

„А что если это правда?“ — подумалъ онъ и даже испугался, но сообразивъ, что тутъ можетъ быть и ложь изъ-за наискорйшаго полученія мста, сказалъ:

— Послушайте, мн кажется, что вы клевещете.

— Зачмъ-же, баринъ, намъ клеветать? Она сама намъ разсказывала, что выпила она въ воспитательномъ — ну, изъ-за этого все и произошло. Возьмите, баринъ, меня въ кормилицы. Я два года тому назадъ уже кормила у господъ и знаю все, какъ и что… Меня учить не надо.

— Я взялъ… — растерянно произнесъ Колояровъ. — Мн докторъ выбралъ. А если васъ намъ акушерка не показала, то, должно быть, вы не годитесь по своему молоку. Вы когда родили?

— Да ужъ недли дв съ половиной, баринъ, — отвчала женщина.

— Ну, вотъ видите. А у меня полугодовалый ребенокъ.

Въ сосдней комнат раздались шаги. Женщина тотчасъ-же скрылась за дверью.

„Вретъ… Клевещетъ… Не можетъ быть, чтобъ эта Степанида, которую мы взяли, была пьющей… Не похожа она на пьющую. Да наконецъ, у насъ будетъ подъ присмотромъ. Гд ей достать у насъ вина“! — успокаивалъ себя Колояровъ.

Показались докторъ Кальтъ и акушерка.

— Здорове здоровой. Не ладно она скроена, но крпко сшита, — отрапортовалъ докторъ Колоярову про Степаниду. — Золото, а не кормилица.

Сходя съ лстницы вмст съ Колояровымъ отъ акушерки, докторъ Кальтъ опять завелъ разговоръ о винт.

— У меня есть маленькая статистика о моей игр,- говорилъ онъ. — Играю я, какъ вы знаете, въ большинств случаевъ по маленькой, но какая-бы игра ни была, въ четныя числа я почти всегда проигрываю, въ нечетныя — выигрываю. И даже тринадцатое число для меня счастливо.

Колояровъ не слушалъ его. Въ голов его сидла кормилица.

— А что, докторъ, мн пришло въ голову… — началъ онъ уже совсмъ внизу, на подъзд. — Не пьетъ-ли эта кормилица, которую мы ваяли? Лицо у ней такое подозрительное, видъ такой.