Мысль о том, что мой бывший муж хочет выдать нашу дочку замуж, чтобы, наконец, снять с себя заботу о ней, мне самой показалась абсурдной. Но в душу Хисейкина, даже если она есть, мне не залезть. Слишком многое из того, что он делает в жизни, кажется мне чудовищным, абсурдным и невозможным. Не удивлюсь, если то же самое он думает обо мне. Например, как можно сидеть в районной поликлинике и заполнять от руки карточки, когда люди зубами рвут землю, дома и пароходы, пытаясь ухватить то, что пока еще лежит без надписи «Мое! Охраняется сторожевыми собаками и ненавидящими меня, но вооруженными до зубов охранниками!».

Я решила составить план и начать как-то действовать. Планы по жизни всегда давались мне с трудом, за исключением схемы лечения ребенка, которую я могла расписать растерянной мамаше. Но я должна выяснить намерения Хисейкина и, что бы он ни задумал, помешать ему. Обвести хитроумного Хисейкина будет непросто, поэтому для начала я решила узнать все, что получится, от него самого. Надежды, что он ответит мне честно, было мало. Но я решила попробовать.

Я понимала, что начать надо с главного, зная, что его раздражает сам мой голос, и через три-четыре минуты неосознанное раздражение не даст ему со мной разговаривать.

– Вадик, я тебя очень прошу, давай поговорим по-человечески.

Хисейкин тяжело вздохнул. Я подумала – не позвонить ли в другой раз? Уже по энергии вздоха было ясно, что говорить ему со мной сегодня еще раз совсем не хочется.

– Ну, попробуй, Саша.

– Скажи мне, пожалуйста, мы же все-таки с тобой не чужие люди… И между мной и Ийкой, мне казалось, никаких проблем не было…

– Тебе так казалось.

– Хорошо, да, наверно. Но ты мне скажи – тебе-то она зачем? Зачем ты ее позвал?

– Почему я должен тебе чт-ото отвечать?

– Ты не должен. Я прошу тебя, Вадик. Я не понимаю, что произошло. И кроме тебя, никто мне объяснить не сможет.

В отличие от многих мужчин, на Хисейкина всегда очень слабо действовали призывы к его мужской гордости, самолюбию и силе.

Хисейкин хмыкнул:

– А ты подумай, Саша. Может, раз в жизни и ты, безвинная овечка, окажешься в чем-то виновата?

Я даже не успела сказать ему, что и сама, в общем-то, так думаю, как он положил трубку. Но я слишком хорошо знала Хисейкина. Делать что-то, что невыгодно или не нужно ему лично, он может лишь под гнетом обстоятельств. А какие обстоятельства были в данном случае?

Я позвонила снова.

– Вадик, пожалуйста…

– Слушай, как же ты мне надоела за пятнадцать лет!.. – Он опять бросил трубку.

Я набрала побольше воздуха и нажала клавишу повтора.

– Говори, зачем тебе Ийка, иначе я позвоню твоей маме! Она, наверно, даже не подозревает, что ты можешь так гнусно себя вести.

– Угрожаешь, на святое бьешь? Ну, ладно. Скажу. Так и быть. Ты просто живешь в своем мирке, ограниченном лечением ОРЗ, и ничего не понимаешь, что творится вокруг тебя…

Он еще пофилософствовал, видимо, решая, говорить со мной или опять послать подальше. Решил говорить.

– Ты даже не можешь себе представить, как нас достали все эти няни. Одна ходит по дому, топочет, как слониха, хрюкает, ночью храпит, как пьяный мужик… Другие начинают кокетничать со мной, задницей крутить, Маринка раздражается, цепляется к ним, они на Кирюше отыгрываются… Еще, бывает, приходят вроде по рекомендации, а ничего не умеют, – по-английски три с половиной слова знают, по-русски лопочут с диким говором… Понятно тебе? Нет, конечно. Другая реальность. Ну вот. А тут свой человек, можно сказать, родственница – Ийка, я имею в виду… И к тому же девочка она нормальная, скромная… Плохому не научит моего сына. Тихушница, конечно, себе на уме… Но ничего, с этим мы справимся как-нибудь…

Не знаю, как объяснить словами, что я ощущала, когда Хисейкин в таком мерзком тоне начинал говорить об Ийке!

– Вадик…

– Да подожди, не перебивай! – с досадой проговорил Хисейкин. – «Вадик, Вадик…» Говоришь со мной так, как будто ты мне подружка, честное слово! Ты моя ошибка юности, понятно? Я никогда себе не прощу, что, когда моя мама лежала в больнице с холециститом, я с тобой как раз куролесил, по глупости, каждый вечер… Вот и получил – до сих пор расплачиваюсь… Жидкость, случайно попавшая в организм, через семь лет пошла в школу… А ее мамаша ни прокормить, ни дать ей ничего, кроме своей глупости, не может! Ты вообще ей Библию читала? Она ни одного праздника церковного не знает! На какой день Господь сотворил человека, ответить не может! Молиться толком не умеет!

– Вадик, я не учу Ийку тому, в чем сама не уверена…

– Ну вот, – искренне вздохнул он, – а ты спрашиваешь, зачем она мне? Да чтобы дать ей, наконец, то, что ты не дала, понимаешь? И мне всегда мешала, крутилась рядом, когда я с ней встречался…

Иногда мне кажется, что я не все знаю о своем бывшем муже. Возможно, по отношению к Марине он совсем другой человек.

– Ладно, Саша! Что уж теперь! Думаю, из Ийки может получиться хорошая няня. Сколько она у нас продержится – не могу обещать. Но я тебе говорил – ее возьмут и другие люди…