– Нет, не мешало. Папа мне рассказывал про отца Владимира Амбарцумова, что когда тот до своего ареста останавливался у его родителей, а они жили в одной большой комнате в коммунальной квартире, то отец Владимир становился в одном углу комнаты, а иконы были в противоположном углу – и спокойно молился через всю комнату, ни на кого не обращая внимания. При этом люди в комнате приходили и уходили, что-то делали, жизнь текла своим чередом. Это ему абсолютно не мешало.

– У отца Глеба есть воспоминания о войне – довольно страшные. Честно говоря, потрясает, как человек через все это прошел и ни веру, ни себя не потерял.

– Он говорил о войне, что это было время удивительной духовной свободы – от тебя ничего не зависело. Ты целиком находишься в руках Божиих и поэтому свободен. Живешь так, как Господь сказал: не заботьтесь о завтрашнем дне (Мф. 6: 34) – ведь ты даже не знаешь, будешь ли завтра жив. С войны он писал в одном из писем: «У меня есть глубокое ощущение, что для меня лично не нужны ровики, ибо то, что будет со мной, совершенно не зависит от них. <…> В них не ощущаю потребности. Ровики, конечно, рою, ибо приказывает начальство и неудобно уклоняться от работы, когда работают товарищи. Разве нет у нас Сильнейшей защиты?» [118] Однажды папу чуть не расстрелял свой же офицер зато, что он за кого-то заступился. Поставил его на краю рва. Потом отец говорил: «Если бы я стал сопротивляться, он, скорее всего, выстрелил бы. Но я был спокоен». Тут была моральная победа отца Глеба. А комиссар, видимо, испугался остальных присутствующих. Мы знаем, что иногда в атаке кое-кто получал пулю в спину. Потом-то никто разбираться не будет: погиб, и все. Поэтому нередко из начальства те, кто в тылу позволял себе всякие бесчинства, при приближении к фронту свое поведение резко меняли. Но для отца Глеба, конечно, это было огромное потрясение. Он даже одеться потом сам не мог. Возможно, имея этот опыт, ему потом было легче найти общий язык со смертниками, к которым он начал первый из священников ходить в начале 1990-х.

– Отец Иоанн, расскажите об открытом служении отца Глеба.

– С 1 октября 1990 года Святейшим Патриархом Алексием II была отменена регистрация священства через уполномоченных. Святейший просто «уведомил» Комитет по делам религий о том, что он отменяет регистрации, – и все. О том, что это произошло именно так, кстати, мало кто знает. И со 2 октября 1990 года отец вышел на открытое служение.

Тут тоже очень интересно получилось. Как известно, священник служит не сам по себе, а от имени правящего архиерея. И владыка Иоанн благословил отца, что после его смерти тот год может просто служить, а потом должен войти в каноническое подчинение какому-нибудь архиерею. И назвал имена трех архиереев, которые, по мнению владыки Иоанна, могли его принять. Одного имени я не помню, вторым был владыка Герман, ныне Волгоградский, но в тот момент он был за рубежом, поэтому связаться с ним было сложно. А третье имя было – митрополит Ленинградский и Таллинский Алексий. И так получилось, что владыка Иоанн в 1989 году умер, отец год еще прослужил, а потом обратился как раз к бывшему митрополиту Алексею – который к тому времени уже стал Патриархом. И тот его принял.

– Каклюди, особенно из научного мира, отреагировали, когда выяснилось, что профессор Каледа, ученый с именем, много лет параллельно был тайным священником?

– Перед тем как выйти на открытое служение, отец подал заявление о переводе на полставки профессора-консультанта. У всех окружающих это вызвало полное недоумение: Глеб Александрович, полный сил, который, как считали, кроме науки, ничего другого не видит, вдруг от своей любимой науки отказывается, изменяет ей! Когда узнали, из-за чего, все очень удивились. Друг и учитель отца Глеба, профессор-геолог Дмитрий Петрович Резвой написал тогда ему в письме: «Простите, мой дорогой Глеб, я вас очень люблю, но видеть в вас агитпропа Московского Патриархата – это выше моих сил».

Сразу после выхода на открытое служение отец Глеб стал сотрудником отдела церковного просвещения и катехизации, занимался там очень много чем. Он был одним из первых священников, которые стояли у истоков организации воскресных школ, православных гимназий, Свято-Тихоновского Богословского института. Предшественником института были богословские курсы, отец там читал лекции. Когда курсы преобразовывались в институт, первым ректором стал отец Глеб Каледа. Идеологом курсов, несомненно, был отец Владимир Воробьев [119] , но, чтобы организовать институт, нужна ведь огромная административная работа. А отец Глеб, занимаясь научной работой, много лет возглавляя большой отдел, будучи руководителем всесоюзных проектов, был к этому готов, знал, как это делать, – и он это дело провернул.

– А как он стал заниматься тюрьмами?

– Насколько я понимаю, в первый раз отец попал в тюрьму, когда кто-то из заключенных попросил, чтобы пришел священник его окрестить. Обратились к отцу Глебу – он откликнулся. И, как он сам потом говорил, однажды попав в тюрьму, он уже не смог оттуда выйти. Он много работал с общими камерами, организовал себе в помощь группу катехизаторов. И еще он ходил в камеры смертников. Причем когда он в первый раз к ним пошел, двери камеры не запирались, и около них стоял целый отряд вооруженных охранников, готовых в любой момент ворваться и защитить отца Глеба. В последующем, когда он ходил в камеры смертников, его там запирали, и он просто говорил, через сколько часов за ним прийти. Он и крестил, и исповедовал, и причащал, и просто разговаривал.

Весной 1994 года у отца обнаружили рак, и с марта по 1 ноября он провел на больничной койке. И вот когда он наконец-таки вырвался из суеты, когда не нужно было бежать туда-сюда, им были написаны книги «Остановитесь на путях ваших», «Записки тюремного священника», был существенно доработан сборник очерков, который потом стал называться «Домашняя Церковь», доработана статья о Туринской плащанице, где он говорит об этой святыне и как священник, и как ученый. Умер отец 1 ноября 1994 года. Последние его слова были: «Все хорошо, все очень хорошо».

– Вы говорили, что без мамы служение отца было бы невозможно. Расскажите про маму. – Мама, Лидия Владимировна Амбарцумова, родилась 4 февраля 1922 года. Ей не было и полутора лет, когда она осиротела: от пищевого отравления скончалась ее мать, бабушка Валя, Валентина Георгиевна. Маму и ее брата, будущего отца Евгения Амбарцумова, вырастила подруга бабушки Вали, Мария Алексеевна Жучкова. Мы ее звали бабушка Маруся. Дедушка Володя после смерти жены делал бабушке Марусе предложение. Она отказалась. Причин было две. Первая – несмотря на то что дедушка Володя в тот момент был баптистом, ему дивеевской блаженной было предсказано священство. А бабушка Маруся знала, что священник – муж одной жены. Поэтому, если она выйдет за него замуж, то священником он никогда стать не сможет.