— Ну и тогда я подвинулся, — продолжил я, — чтобы дать ей место. Она улеглась рядом, и мы занялись любовью, медленно и нежно… А потом она испытала оргазм, уж не знаю, настоящий или притворный, но так или иначе, я был ей благодарен. И после этого очень долго не мог уснуть.

В воскресенье утром Джен заявила, что завтракать ей не хочется, а я сказал, что, пожалуй, пропущу утреннее собрание, лучше займусь своими делами. Работой. Она сварила кофе, и мы пили его, и дочитали те разделы газеты, которые не успели вчера. А потом поцеловались на прощание, и я ушел.

Весь путь до гостиницы я прошел пешком. Шел и решал, может, все-таки пойти на собрание или поехать на метро, но все продолжал шагать по улицам. Один раз зашел в кафе выпить кофе, потом купил себе ролл с сосиской. И когда добрался до гостиницы, так устал, что завалился спать. Проспал где-то около часа, проснулся как раз, чтобы посмотреть, как «Джаэнтс» проигрывают «Пейкерам». На бейсбольном поле в Грин-Бей лежал снег, и это страшно меня удивило. В Нью-Йорке до сих пор можно разгуливать в ветровке или пиджаке, за исключением тех дней, когда поднимается резкий холодный ветер.

Телефон не звонил. Мне самому надо было сделать несколько звонков, но я решил досмотреть матч до печального финала, а затем придвинул кресло к окну и наблюдал, как темнеет небо. Только потом, наконец, снял телефонную трубку и позвонил Джиму договориться, где мы будем есть лапшу в кунжутном масле в следующий раз.

— У тебя скоро год, — услышал я в трубке.

— Серьезно?

— Обычно это самое трудное время, незадолго и сразу после круглой даты.

— Да, мне говорили.

— Не то чтобы и другие моменты просто сахар, но круглые даты обычно обостряют ощущения. Это водораздел. И ты начинаешь смотреть на все немного иначе, понимаешь?

— Понимаю.

— Но, наверное, другого выбора у тебя просто нет.

Я знал Джен еще до того, как увидел ее на собрании анонимных алкоголиков. В городе произошла серия жестоких убийств: парень расправлялся с женщинами с помощью ледоруба, и через несколько лет после того, как я ушел из полиции, они все же схватили этого типа. Маньяк не признавался только в одном убийстве — позже выяснилось, что он никак не мог его совершить, поскольку находился в то время в тюрьме. Что касается департамента полиции, то для них дело было ясное, как апельсин, и материалы его со спокойной душой можно было передавать в суд. Они не желали тратить время на раскрытие еще одного убийства, и тогда один знакомый коп направил ко мне отца жертвы. И тот меня нанял.

Расследование, помимо прочих мест, как-то привело меня в мастерскую Джен на Лиспенард-стрит. Мы сразу понравились друг другу. Настолько, что выпили и улеглись в постель.

И все у нас было хорошо, просто прекрасно. Получается, я обзавелся не только подружкой, но и верным товарищем собутыльником. Так было ровно до тех пор, пока Джен не начала посещать собрания анонимных алкоголиков. А это означало, что она уже не может быть моим дружком-собутыльником. А люди, с которыми Джен встречалась в подвальных помещениях церкви, решили, что и подружкой человека с таким пристрастием к спиртному ей быть не пристало. И тогда я пожелал ей удачи и отвалил туда, где можно было напиться.

Время шло, Джен становилась трезвенницей и не желала сворачивать с этого пути. Я же продолжал жить привычной жизнью. А потом мне стало настолько хреново, что я тоже начал посещать собрания. Я то завязывал, то срывался и снова принимался пить. И тут Джим стал проявлять ко мне интерес, беседовать со мной при встречах, ну или по крайней мере пытаться. И это много значило, потому как остальные от меня отвернулись. «Я Мэтт. Я, пожалуй, промолчу». Вот так.

За несколько месяцев я лишь изредка звонил Джен — когда так напивался, что это казалось мне прекрасной идеей. Она всегда отвечала вежливо, но ей было чем заняться вместо того, чтобы беседовать с пьяным в дым типом. В следующий раз я позвонил ей, когда пытался отказаться от выпивки. Мне просто надо было хоть с кем-то поговорить, и я не придумал ничего лучшего, чем выбрать для этого Джен.

Ну и мы начали снова поддерживать отношения. А однажды я заказал выпивку и почувствовал, что мне совсем не хочется пить. Так и оставил стакан нетронутым на стойке бара. С тех пор я не пил, и мы с Джен стали парой. Более или менее.

Джим сказал, что сегодня пропустит встречу в Сент-Клэр. Сегодня на канале Пи-би-эс показывали что-то интересное, Беверли хотела посмотреть, и он обещал составить ей компанию. Может, я готов присоединиться? Я не хотел и вместо этого отправился на встречу анонимных алкоголиков. Дождался перерыва и ушел домой.

Никто мне не звонил. И я улегся спать.

Было это в воскресенье. А через полторы недели, в четверг, мне удалось очистить от подозрений последнего человека из списка Джека. Нельзя сказать, что я так уж надрывался, или что меня посещали какие-то там блестящие дедуктивные озарения, нет. Я звонил по телефону, съездил несколько раз на метро куда надо, и этого оказалось достаточно. Но, покончив с этим делом, я так и не узнал, кто убил Джека Эллери. Зато знал наверняка, что эти пятеро людей из списка тут ни при чем, а на большее я не подписывался.