— Люб мне Власко, с детства он радовал наш глаз, заставлял гордиться собой, когда увлекался ратным делом и норманнов за лихое дело в нашей земле избывал, но… — Золотоноша запнулся, отыскивая взглядом Власко, но так и не нашел. Вздохнул и с сожалением договорил: — Но мы, купцы нашего края, думу имеем, может, незрелую, но пока вот какую: рано Власко быть посадником, ибо семью он никак не решится завести, а коли нет у человека семьи, то он и нас не пожалеет и в любую беду не по злу души своей, а по ее горячности ввести может, а сие нас не обрадует. Так что, по нашему разумению, пусть Полюда еще немного попосадничает, а Власко пусть сердце свое разомкнет, заведет себе семьянину и, глядишь, успокоит буйную головушку, — благодушно, казалось, пожелал самый богатый человек Северного словенского края.

Власко закусил губу. Не ожидал он от купцов подножки, ну да их меньше в Совете, чем простых самостоятельных хозяев. Посмотрим, что молвят те.

Домослав, увидев, что кривич Лешко ждет своей очереди и учуяв настроение Совета, предоставил ему право говорить.

— Все помнят, как семнадцать лет назад мы, заседая еще в избе Вышаты, решали, как разместить и где расселить варязей-русичей, которых к нам позвал Гостомысл после войны словенских родов, — хриплым голосом заговорил ловкий, с плотной кряжистой фигурой прямой потомок вождя кривичей и, угрюмо усмехнувшись, добавил: — Я был против, вы все ведаете это. Но шло время, а лихие норманны становились дерзкими и перестали бояться наших непроходимых мест. Они нагрянули и к нам. Кто нас защищал? Нет, не посадник, нет. Нас защищал Рюрик! Слава ему, кривичи вышли на торговый путь! Но не все кривичи помнят это. А потому и хворою головою ныне думу имают не цельную. Примкнули к кривичам и другие потомки словенских вождей и хотят напомнить всем боярам, что была у нас жизнь без варязей лучше, и пусть, мол, Власко будет посадником и продолжит незаконченное дело Вадима Храброго! Но я говорю: «Нет!» Хоть и звонкое это дело, и словами красными его обрисовать можно, но я своего сына не пущу на сечу под главою Власко! Пусть своего сына сначала родит да вынянчит, пусть посмотрит в глаза тем нашим женам, которые во имя спасения сыновей, чтобы пищу оставить им, иногда топят в болотах своих новорожденных дочерей! Пусть семью сначала заимеет! — грозно посоветовал Лешко, и во вновь вспыхнувшей, горестной теперь тишине, которая появляется в ответ только на горькую правду, некоторое время никто не решался подлить масла в огонь. Но и оттягивать, отступать словенские бояре не умели, а поэтому, немного выждав, поднялся Мстислав, знатнейший из словенских землевладельцев.

— Помнится, я тоже был не против, чтоб нас охраняли варязе-русичи, когда они прибыли к нам по зову Гостомысла, — казалось, задумчиво проговорил воевода, но острый взгляд, брошенный им на Домослава, блеснул первой грозовой молнией, и дух спора мгновенно завис над всеми. Мстислав отвел тяжелый взгляд от Домослава и с вызовом продолжил: — Но наш народ должен знать правду, какой бы горькой она ни была! — Мстислав, овеваемый потоками воздуха, насыщенного колючими пластами раздора, звенящим голосом выкрикнул: — Все шепчутся по закоулкам, но вслух не решаются сказать, что Гостомысл с умыслом ссорил наши племена, чтобы мы в клочья раздирали друг друга и думали, что не можем жить в согласии без управы пришельцев! — Он перевел дух и оглядел поляну: — Гостомысл делал это ради того, чтобы всеми силами заставить нас подчиниться своему сыну, рожденному и выросшему в чужой нам земле, Рюрику! — продолжил Мстислав, набирая в легкие воздух для следующего рывка.

Поляна взревела, но не вскочила с мест и не бросилась на варязей.

— Мстислав, побойся духа Гостомысла! Зачем ты это изрек? — возмутился Домослав.

— Я думу такую имею, — взревел Мстислав, перекрывая шум поляны, и мигом навел тишину. — Пусть Власко будет посадником и подумает, как исправить ошибку своих отцов!

— Верно! Вся улица ремесленников и Людина мыса требуют, чтоб Власко был посадником, — раздался звонкий голос рядом.

Домослав ударил еще раз мечом о щит и навел тишину.

— Пришла пора закончить споры и избрать посадника. А посему силою голосов своих докажите мне, на чьей стороне будет выбор, — предложил Домослав и, немного переждав вспыхнувший было переполох, вызванный переходом сторонников Власко и Полюды на свою часть поляны, выкрикнул имя своего давнего друга.

Поляна, разделившаяся на две неравные части, малочисленной стороной своей прокричала трижды: «Полюда!» — и поняла, что проиграла.

Другая часть поляны так грянула имя своего избранника, что вздрогнула дубовая священная роща за городищем и с возмущением растворила свои волхвовательные врата. С тех пор, говорят, и ушли гулять права словен по всей земле и долго их найти не могли.

Домослав выслушал мощное изъявление воли народа и изрек первое решение Совета:

— Волею народной Власко избран посадником в нашем краю, но в течение одного года Власко надлежит показать не только свой ласковый и добрый нрав, но и хозяйственную сметливость. Таково будет его испытание.

Власко поднялся на помост и, верный выучке своего древнего рода, поклонился в знак благодарности за доверие и почет всему Совету. Он немного дольше обычного держал голову склоненной, ибо старался скрыть от всех слезы волнения, появившиеся на щеках. Он никак не ожидал от Мстислава горячей речи в свою защиту, хотя и знал, что ремесленный, плотницкий да и кое-какой боярский люд будут стоять за него.

Поляна затихла, и Власко, призвав на помощь все свое мужество, поднял голову и, встретившись взглядом с предводителем варяжской дружины, почувствовал, как сердце его окаменело. Ненависть мгновенно вонзилась в поры его кожи и исказила лицо. Закусив губы, он понял, что не время пока проявить ее и лучше бы сдержаться, но еще несколько мгновений он не мог управлять собой.

«Молодой еще для управы-то, — испуганно вдруг подумали бояре, избравшие Власко в посадники. — Не оплошал бы! Да не опозорил бы нас!.. Чтой-то долго молчит да на варяга смотрит».

Но Власко вовремя опомнился. Он оторвал руку от груди, выпрямился и, глядя в дальние, верхние ряды, занятые старейшинами и вождями племен, громко сказал:

— Благодарю за доверие всех, кто не побоялся высказать благое слово в мою пользу. А что касаемо испытания, то, я думаю, оно нам всем предстоит!

Поляна зашумела.

— И как я могу ручаться один? — удивился Власко. — Тут надо всех именитых людей края ручательством овить! — предложил он и вдруг увидел поднятые руки словенских вождей. Он понял их знак, запрещающий начинать смуту, и смирился. Будет еще время разойтись норову Гостомыслова городища, а сейчас надо стерпеть.