– А как с адресами, которыми интересуется бородач? – И майор и полковник, не сговариваясь, с первой минуты, так же как до них и Павел Иванович с Лактионовым, стали именовать Виктора Серфика бородачом. Пока он был единственным лицом, проявившим себя в действии.

– С адресами дело обстоит так. Лейтенант Лактионов быстро узнал все три. Продавщица Валия Вилцане, девятнадцати лет. Приехала в Янтарное по направлению, после окончания техникума торговли. Снимает комнату на частной квартире. Затем скульптор Ольга Микульска, двадцати восьми лет, живет здесь четвертый сезон, все эти годы снимает одно и то же помещение частным порядком. Много работает. Готовится к республиканской выставке. И третья – Бирута Маркевиц, шестидесяти лет. Живет одна, получает пенсию за мужа, погибшего на войне. Приторговывает ранними овощами со своего огорода. Есть женатый сын, живет отдельно, где-то в другом городе.

– Любопытно!

– Виталий Иннокентьевич, я думаю, что все это просто-напросто проверка фотографа. Бородач знает все адреса и через два-три дня, услышав их снова от Павла, даст ему уже другое, настоящее задание.

– Все возможно, Александр Степанович, все возможно. – Полковник еще больше ослабил галстук, как будто ему было душно, и продолжал, размышляя, шагать по кабинету. – Но эта версия – первая, которая приходит в голову. Она, так сказать, лежит на поверхности. Она банальна, и уже по одному этому, в сложившейся ситуации весьма сомнительна. А что если бородач знает два адреса, но не знает третьего? Чтобы подойти к ответу поближе, мы должны срочно узнать следующее: почему продавщица Вилцане приехала именно в Янтарное – только ли подчинившись распределению или еще и по личным мотивам? Почему Микульска четвертый сезон живет в Янтарном, когда в Паланге есть отличный Дом художника, где ей как участнику республиканской выставки всегда предоставят место? И, наконец, почему в компанию молодых затесалась старуха Маркевиц?

Пусть Павел протянет с ответами хотя бы три дня – это не должно вызвать подозрений: человек приезжий, сам еще толком ничего не знает, а старается лишь в надежде на хороший гонорар. Кстати, как он держится?

– Очень спокойно.

– Вернемся к делу. Что вы думаете о совпадении: вишневые «Жигули» в заповеднике и вишневые «Жигули» в кемпинге Янтарного?

– Я уже сделал в блокноте пометку, Виталий Иннокентьевич. Проверить не составит большого труда. Мы, не беспокоя молодых людей, запасемся их фотографиями и, покажем директору заповедника. Перемешаем карточки с другими лицами, пусть выбирает.

– Если автомобилисты будут опознаны, в деле появится еще один участник – лесник Розенберг. Кое о чем я уже договорился. В Латвии и Литве проверят архивы соответствующих министерств. Если даже он умер, какие-то документы остались. Но есть и другое – по нашей просьбе товарищи в Тюмени нашли бывшего литовского партизана Антанаса Марцинкявичуса и допросили его.

– Я, Марцинкявичус Амтанас Игно (Игнатович), 1914 года рождения, член КПСС с 1945 года, вдовец, постоянно проживаю в гор. Тюмени. Родился и до 1978 года жил в гор. Янтарном. По существу заданного мне вопроса могу сказать следующее.

Наш партизанский отряд был создан вскоре после разгрома гитлеровцев под Сталинградом. Я был назначен начальником штаба отряда. Ввиду слабой вооруженности и отсутствия связи с паневежскими партизанами мы ограничивались отдельными актами диверсий против оккупантов: нападения на мотоциклистов, минирование шоссе, поджоги складов и т. д. Так продолжалось до лета 1944 года. К этому времени на территории Литвы уже действовало объединенное партизанское соединение, связанное с народными мстителями Белоруссии и штабом партизанского движения в Москве.

К осени на запад потянулись первые части, которые Гитлер отзывал для обороны рейха. По главным автомобильным магистралям двигались стрелковые, артиллерийские и танковые полки. По боковым дорогам, в частности, приморским, шли вспомогательные службы, госпитали, тыловые штабы и т. д. До того, как такой части вступить в какой-либо приморский городок, его тщательно готовили, – прочесывали соседние леса, угоняли население, сжигали отдельные хутора, в которых могли бы найти защиту партизаны.

Перед самым освобождением Риги – это было 10 или 11 октября 1944 года – в Янтарное вошла какая-то небольшая, но очень строго охраняемая часть. Пленный, которого мы захватили ночью, рассказал, что она находится в непосредственном подчинении штаба всей группы армий, действующих в Прибалтике. За день до прибытия части в городок приехали эсэсовцы на мотоциклах, стали охотиться за людьми. Но люди уже ушли к нам, в лес. На весь городок, кроме старосты, осталось четыре старика, десятка два мальчишек-подростков да лесник Розенберг. Охраняемая Розенбергом лесная территория кончалась у городской черты, поэтому он жил в Янтарном, правда, на отшибе, на самой окраине. Мы Розенбергу не доверяли. Мать у него была немка, и, когда в начале войны в Прибалтику пришли гитлеровцы, он стал носить фамилию матери, хотя до этого у него была другая фамилия. Какая – мне неизвестно. Как показали дальнейшие события, опасения насчет Розенберга не подтвердились: он знал местонахождение нескольких наших баз – одна даже была расположена на его участке, – но гитлеровцам эти места не назвал, иначе бы они пришли к нам.

Эсэсовцы-автоматчики обыскали весь городок, застрелили стариков, которых нашли, а затем устроили облаву на детей. Удалось поймать 14 мальчишек. Их посадили в крытый грузовик. Староста стал спрашивать: – а что сказать родителям, когда они вернутся из леса? Офицер, руководивший этой акцией, смеясь, ответил: Скажи, что мы их эвакуировали в безопасное место. Эти слова слышал Ионас Гедравичус, мальчишка, который прятался на чердаке, в двух шагах от фашистов. Он же слышал, как офицер приказал по-немецки Розенбергу, – садись, показывай дорогу, где нет партизан. Это было днем. Розенберг побледнел, испугался, но сел третьим к шоферу, и они уехали. Больше мы наших мальчишек не видели. Розенберг вернулся в городок к вечеру. Партизанам уже сообщили обо всем случившемся. Мы, когда стемнело, пришли к Розенбергу, благо дом его стоял на отшибе. Увидя нас, он замахал руками: Уходите скорей! Сейчас ко мне должны приехать фашисты, будут здесь жить. Когда мы спросили его насчет ребят, он заплакал и сказал: Я ничего не знаю, немцы высадили меня на дороге.

Мы отошли от дома, спрятались в лесу, стали наблюдать. И действительно, вскоре на шоссе показались желтые фары – к дому Розенберга двигались три машины: головная и замыкающая «оппель-капитан», а средняя – небольшой автобус, глухой, без окон. Двор у Розенберга был просторный. Все три машины свободно разместились в нем. Немцы, поставив у машин часового, вошли в дом. Всего вместе с часовым их было шесть человек.

Нас было пятеро. Командовал группой я. Создавалась обстановка исключительно удобная для внезапного нападения. Я принял решение: всем скрытно подойти к забору, снять часового автоматной очередью, а когда встревоженные гитлеровцы выбегут из дома, уничтожить их гранатами, поджечь машины и быстро уходить.