— Почему же ты не спишь? — спросил фон Хорст.

— Я должна следить за тобой.

— Я обещаю не уходить, пока ты стережешь меня, — заверил он ее. — Ступай и поспи. Я бы и сам не прочь.

Прежде чем ответить, она долго и внимательно смотрела на него.

— Я верю, что ты не сбежишь, — сказала она, — но если Горф обнаружит, что я сплю в пещере, то мне будет так же плохо, как если бы ты сбежал. Но если ты войдешь в пещеру, пока я сплю, и не будешь выходить, опасности не будет. Мы можем забраться в дальний угол и поспать, и тогда они нас не побеспокоят.

Фон Хорст очень устал и, должно быть, долго спал.

Когда он проснулся, Лотаи рядом не было. Он нашел ее вместе с остальными на уступе перед входом в пещеру.

Они ели вяленую оленину, запивая ее большими глотками воды. Горф и Грум ели шумно, как животные.

Никто не предложил фон Хорсту пищу. Она лежала маленькой кучкой на куске кожи, в которую была завернута, отвратительно выглядела и дурно пахла, но все же это была пища, а фон Хорст сильно проголодался. Он направился к Горфу, где была еда, и наклонился, чтобы взять ее. Но Горф оттолкнул его руку.

— Хорошая еда не для рабов, — прорычал он. — Ступай за пещеру и собери кости и объедки.

По тошнотворному запаху в пещере фон Хорст мог предположить, что за пища предназначалась для него, пища, которую он мог бы есть, лишь действительно голодая. Он знал, что его будущая жизнь среди этих людей, какой бы длинной или короткой она ни оказалась, будет во многом зависеть от того, как он поведет себя.

Он снова потянулся за пищей, и снова Горф оттолкнул его руку, но на этот раз фон Хорст схватил его запястье, рывком поднял его на ноги и нанес сильный удар в челюсть. Горф рухнул наземь. Фон Хорст взял кусок оленины, сосуд с водой и перешел к противоположной стороне входа, где, широко раскрыв глаза и дрожа, сидели Мумал и Лотаи. Тут он расположился и принялся за еду.

Грум не произнесла ни слова, глядя на фон Хорста, но кто знал, что у нее в голове. Была ли она полна ярости от того, что чужак сбил с ног ее отца? Разозлилась ли она, когда чужак забрал пищу? Или же она втайне восхищалась его мужеством, силой и умением?

Вскоре сознание вернулось к Горфу. Он открыл глаза и приподнялся на локте. Казалось, он был в замешательстве и старался сообразить, что же произошло. Он уставился на фон Хорста и оленину, которую тот ел.

Горф потер челюсть, осторожно касаясь ее и как бы опасаясь, что она сломана, а затем принялся за еду.

Больше никто не сказал ни слова, но фон Хорст был удовлетворен — он знал, что не будет лишен еды, и словесное подтверждение этого факта было излишним.

Тянулся бесконечный пеллюсидарский день. Фон Хорст ел и спал. Горф охотился, иногда возвращаясь с целой тушей или с частью добытого с соплеменниками животного, иногда и с пустыми руками. Фон Хорст видел, как по огромным холмам бродили группы людей.

Он говорил с Лотаи и Мумал. Время от времени в разговор вступала Грум, но чаще она молча сидела, глядя на фон Хорста.

Фон Хорст хотел знать, какова будет его судьба и когда он узнает об этом. Безвременье Пеллюсидара не позволяло определить продолжительность событий.

Возможно, именно поэтому пеллюсидарцы часто казались такими медлительными. «Сразу же» здесь могло означать, что прошел час или день по солнечному времени внешнего мира, а, может быть, и больший отрезок времени. Возможно, Мамт думал, что он быстро распорядится судьбой пленников, но фон Хорсту это казалось вечностью. Он ни разу не видел Фрага с тех пор, как они расстались у подножия утеса, и если даже он никогда больше его не увидит, какое это могло иметь значение.

Однажды фон Хорст сидел на уступе перед входом в пещеру, думая о Ла-джа, как он часто делал, и о том, жива ли она. Он был один, поскольку Горф охотился, Мумал и Лотаи отправились в каньон за клубнями, похожими на картофель, а Грум спала в пещере. Он наслаждался одиночеством, не слыша перебранок и ругани этого семейства, возникавших всякий раз в присутствии Грум или Горфа. Он вызывал в себе приятные воспоминания, представляя лица друзей прошедших дней, — друзей, которых он больше никогда не увидит; но эта мысль не слишком огорчала его. Было приятно вспомнить радостные минуты прошлого. Его мечты были прерваны шарканьем сандалий внутри пещеры.

Грум проснулась и вышла на уступ. Девушка постояла с минуту, внимательно глядя на него.

— Ты был бы мне хорошим мужем, — сказала она. — Я хочу тебя.

Фон Хорст рассмеялся.

— Почему ты думаешь, что я был бы хорошим мужем? — спросил он.

— Я видела, как ты справился с Горфом, — ответила она. — И мне рассказали, что ты сделал с Трогом.

Я хочу, чтобы ты на мне женился.

— Но я чужак и пленник. А женщины вашего племени, как я слышал, не могут выходить замуж за мужчин из других племен.