Шрифт:
Настало время позаботиться о замужестве девушки. Но в нынешнее время слова «по заботам и воздастся» не подходят к такому делу, как свадьба: ведь заботы о свадьбе неизбежно влекут за собой расходы. Как только заходил разговор о приданом, Онукул говорил: «У меня самого дочери растут, откуда же я возьму столько денег?» Так шло время, пока наконец на горизонте не появился благоухающий духами, разодетый Мохендро и с ним Бихари.
Был месяц чойтро. [7] День клонился к вечеру. На южной веранде гостей ждало серебряное блюдо с фруктами и сладостями и покрытые сетью капелек серебряные стаканы с ледяной водой. Мохендро и Бихари нерешительно принялись за угощение. Внизу садовник поливал кусты и деревья; теплый весенний ветер, напоенный ароматом влажной земли, слегка шевелил надушенный конец белоснежного чадора [8] Мохендро. Через неплотно прикрытые двери и окна из соседней комнаты доносился приглушенный смех, шепот, перезвон украшений. Угостив молодых людей, Онукул-бабу обернулся к двери и крикнул:
7
Чойтро – первый месяц нового бенгальского календаря, соответствует марту – апрелю.
8
Чадор – широкий шарф, часть верхней мужской одежды.
– Чуни, принеси-ка пан!
Через некоторое время одна из дверей тихонько приоткрылась, и на веранду с пленительной застенчивостью вошла девушка. Она остановилась перед Онукулом-бабу, держа в руках коробочку с бетелем.
– Не смущайся, доченька, – сказал Онукул-бабу, – передай бетель гостям.
Девушка наклонилась и дрожащей рукой поставила коробочку перед Мохендро и Бихари. Луч заходящего солнца упал на ее смущенное личико и позволил Мохендро как следует разглядеть девушку.
Она хотела уйти, но Онукул-бабу остановил ее:
– Подожди, Чуни! Господин Бихари, это дочь моего младшего брата, Опурбы. Он умер. Теперь, кроме меня, у бедной девочки никого не осталось! – Онукул-бабу глубоко вздохнул.
Сердце у Мохендро сжалось. Он еще раз взглянул на сироту.
Трудно было сказать, сколько ей лет. Родные говорили, что тринадцать, но девушке можно было дать и все пятнадцать. Воспитанная в строгих правилах, она робко таила в своем сердце пробуждавшуюся юность.
Растроганный Мохендро спросил:
– Как тебя зовут?
– Скажи свое имя, не стесняйся! – подбодрил ее Онукул-бабу.
Девушка потупилась и покорно ответила:
– Ашалота.
«Аша. Какое нежное имя! И голос какой приятный, – подумал Мохендро. – Сиротка Аша!»
Отпустив извозчика, друзья пошли домой пешком.
– Бихари, – начал Мохендро, – не отказывайся от этой девушки.
Бихари уклонился от прямого ответа:
– Она похожа чем-то на тетю Аннапурну: наверное, станет такой же Лакшми. [9]
9
Лакшми – в индийской мифологии богиня счастья и процветания, идеал верной жены и безукоризненной хозяйки.
– Видно, «бремя», которое я взвалил на твои плечи, теперь уже не кажется тебе таким тяжелым, – заметил Мохендро.
– Да, – согласился Бихари, – я думаю, что смогу его вынести.
– Нет, зачем же! Если тебе тяжело, я могу принять эту ношу на себя. Что ты на это скажешь?
Бихари пристально посмотрел на Мохендро и спросил:
– Ты это серьезно, Мохим? Отвечай честно. Если женишься ты, а не я, тетя еще больше обрадуется, – ведь тогда она все время будет жить рядом со своей племянницей.
– Ты с ума сошел! Если бы она действительно хотела, это могло бы произойти давно…
Бихари не стал больше спорить и простился. Мохендро пошел окольной дорогой и домой вернулся поздно. Мать была занята приготовлением лучи. [10] Тетка еще не вернулась от Онукула-бабу. Мохендро поднялся на крышу и лег на циновку.
Над крышами и куполами Калькутты кудесничал тонкий месяц.
Мать позвала Мохендро ужинать.
– Мне не хочется уходить отсюда, – лениво отозвался Мохендро.
10
Лучи – лепешки из пшеничной муки, жаренные в топленом масле.
– Может, принести наверх? – спросила Раджлокхи.
– Не надо. Я уже ел.
– Где же ты был?
– Это долгая история, потом расскажу.
Обиженная странным поведением сына, Раджлокхи хотела уйти, но Мохендро опомнился и, движимый раскаянием, сказал:
– Принеси мне поесть сюда, мама.
– Зачем же? Если тебе не хочется…
После недолгого препирательства Мохендро пришлось еще раз поужинать.
Глава 3
Мохендро провел беспокойную ночь и, едва рассвело, помчался к Бихари.
– Знаешь, друг, – сказал он, – я думаю, что раз этого так хочет тетя Аннапурна, я женюсь на ее племяннице.
– Тут и раздумывать не стоило. Она ведь много раз давала понять, что хочет этого.
– Вот-вот! Мне кажется, если я не женюсь на Аше, тетя огорчится!
– Возможно.
– Нехорошо, если я расстрою ее, – продолжал Мохендро.
– Правильно! – с несколько преувеличенной горячностью подхватил Бихари. – Ты это верно сказал! Дело только за тобой. Правда, было бы лучше, если бы тебе пришло это в голову вчера.