Шрифт:
После смерти мужа Бинодини, словно одинокий вьюнок среди джунглей, вела монотонную жизнь в унылой деревушке. И вот теперь она пришла к своей дальней родственнице, тетушке Раджлокхи. С глубокой любовью Бинодини склонилась перед ней. С этого дня она посвятила себя служению Раджлокхи.
Да, это было именно служение! Она не знала ни минуты покоя. А как превосходно Бинодини все делала, как замечательно готовила, как умела занять разговором!
– Уже поздно, милая, – говорила Раджлокхи, – пойди поешь хоть немного.
Где там! Бинодини и не думала уходить и обмахивала веером старую женщину до тех пор, пока та не засыпала.
– Так и заболеть недолго, – говорила ей Раджлокхи.
Но Бинодини не думала о себе.
– Такие, как мы, не болеют, тетя, – отвечала она. – А ты столько времени не была у себя на родине! Чем я порадую тебя, чем услужу, как не своим вниманием!
За два дня Бихари успел стать первым человеком в деревне. Кто приходил к нему за лекарством; кто посоветоваться о судебном деле; одни надоедали ему просьбами об устройстве сына в какую-нибудь контору посолиднее; другие просили составить жалобу. Всегда веселый и сердечный, он с одинаковым удовольствием бывал и в кругу почтенных любителей карточных игр, и в шумной компании, где предпочитали пан и тари [15] . Бихари уважали и относились к нему, как к своему. Бинодини старалась, как могла, скрасить городскому юноше жизнь в непривычной для него обстановке. Возвращаясь с прогулки, Бихари всякий раз находил свою комнату чисто убранной: кто-то ставил цветы и листья в медный кувшин, а около постели оставлял стопку книг Бонкима и Динобондху Миттро. [16] На внутренней стороне обложки женским четким почерком было написано имя Бинодини. Такое внимание отличалось от обычного деревенского гостеприимства.
15
Тари – сок пальмового дерева.
16
Бонким – Бонкимчондро Чоттопаддхай (1838–1894), Динобондху Миттро (1830—1873) – классики бенгальской литературы.
– И такую девушку вы с Мохендро упустили, – говорила Раджлокхи Бихари, когда он хвалил Бинодини.
– Что ж, может, и напрасно мы отказались от нее, – усмехался Бихари, – но уж лучше отказаться от девушки до свадьбы. Когда женишься, тогда трудно будет от нее избавиться!
А Раджлокхи все думала об одном и том же: «Ведь эта девушка могла бы стать моей невесткой! Почему этого не случилось!»
Стоило Раджлокхи заговорить о возвращении в Калькутту, как глаза Бинодини наполнялись слезами.
– Зачем ты приехала так ненадолго, тетя! – горевала она. – Пока я не знала тебя, то могла еще жить здесь, а теперь даже страшно подумать, как я без тебя останусь!
– Ах, почему ты не стала моей невесткой! – невольно восклицала Раджлокхи. – Тогда ты всегда была бы рядом со мной!
При этих словах Бинодини каждый раз смущалась и спешила выйти из комнаты.
Раджлокхи ждала из Калькутты покаянного письма от сына. Она еще никогда не оставляла Мохима одного на такой срок. Конечно, он соскучится! И Раджлокхи с нетерпением ждала письма, полного сыновней обиды и нежности.
Но письмо от Мохендро получил Бихари. Мохим писал, что мать, наверно, очень счастлива через столько лет снова вернуться в родные места.
«Ага, – подумала Раджлокхи, – Мохендро обиделся». Счастлива! Будто бедная мать могла быть где-нибудь счастлива без своего Мохендро!
– А ну-ка, Бихари, что еще пишет Мохим?
– Больше ничего, ма. – Бихари скомкал письмо, сунул его в какую-то книгу и, выйдя в другую комнату, с досадой швырнул книгу в угол.
Что оставалось думать Раджлокхи? Она решила, что Мохим написал что-нибудь очень обидное, поэтому Бихари и не стал читать письмо целиком.
Но когда теленок-сосунок ударит мать-корову копытцем, это вызывает у нее лишь прилив нежности и обилие молока; так и обида Мохендро: она причинила Раджлокхи боль и вместе с тем всколыхнула в ее душе любовь к сыну. Раджлокхи все простила ему!
«Ну что же, – думала она, вздыхая, – Мохим счастлив с женой – и хорошо! Что бы там ни было, только бы он был счастлив. Никогда больше я не буду из-за нее ссориться с сыном. Ах, ведь прежде я не могла прожить без него и минуты, а теперь вдруг уехала. Конечно, Мохим имел право обидеться!»
Глаза Раджлокхи застилали слезы.
В тот день Раджлокхи как бы невзначай несколько раз говорила Бихари:
– Сходил бы ты искупаться, сынок! Ты здесь совсем отказался от своих привычек.
Но Бихари вовсе не хотелось купаться.
– Таким, как я, беспутным, лучше ни к чему не привыкать… – смеялся он.
Но Раджлокхи взволнованно настаивала:
– Нет, нет, пожалуйста, иди выкупайся. Жарко ведь.
Наконец Бихари сдался. Едва он вышел, как Раджлокхи торопливо достала смятое письмо сына и позвала Бинодини:
– Прочти-ка мне, милая, что там пишет Мохим!
Бинодини стала читать. В самом начале письма было несколько строк о матери. Но это Бихари уже прочел Раджлокхи. Дальше Мохендро писал об Аше. Можно было подумать, что он обезумел от счастья. Бинодини прочла вслух несколько строк и в смущении замолчала.
– Будете слушать дальше, тетя?
Лицо Раджлокхи, растроганной первыми строками, мгновенно окаменело.
– Довольно, – сказала она после недолгого молчания и, не взяв письма, вышла. Бинодини унесла письмо к себе в комнату, заперла дверь и, бросившись на постель, принялась перечитывать его. Какое удовольствие находила в этом Бинодини, знала только она сама. Но это не было простое любопытство. Временами глаза ее начинали сверкать, как песок на полуденном солнце, а дыхание становилось прерывистым и горячим, словно ветер пустыни. Она всеми силами старалась представить себе, какой должна быть Аша, каким – Мохендро, как горячо они любят друг друга. Откинувшись к стене и вытянув ноги, она долго сидела так, положив листок на колени и глядя прямо перед собой.