Шрифт:
Мы редко до конца понимаем, чего мы в действительности хотим.
Мы сопротивляемся нашим страстям не потому, что мы сильны, а потому, что они слабы.
На свете мало недостижимых вещей; будь у нас больше настойчивости, мы могли бы отыскать путь почти к любой цели.
На свете немало таких женщин, у которых в жизни не было ни одной настоящей любовной связи, но очень мало таких, у которых была только одна.
Нам не следовало бы удивляться только нашей способности чему-нибудь еще удивляться.
Наше душевное спокойствие или смятение зависят не столько от важнейших событий нашей жизни, сколько от удачного или неприятного для нас сочетания житейских мелочей.
Наше раскаяние – это обычно не столько сожаление о зле, которое совершили мы, сколько боязнь зла, которое могут причинить нам в ответ.
Не давая нашим друзьям заглянуть в самую глубину нашего сердца, мы это делаем не столько из недоверия к ним, сколько из недоверия к самим себе.
Не доверять друзьям позорнее, чем быть ими обманутым.
Не может долго нравиться тот, кто умен всегда на один лад.
Не следует обижаться на людей, утаивших от нас правду: мы и сами постоянно утаиваем ее от себя.
Не так благотворна истина, как зловредна ее видимость.
Нет вернее средства разжечь в другом страсть, чем самому хранить холод.
Нет ничего глупее желания всегда быть умнее всех.
Ни на солнце, ни на смерть нельзя смотреть в упор.
Одним людям идут их недостатки, а другим даже достоинства не к лицу.
Одних своекорыстие ослепляет, другим открывает глаза.
Опаснее всего те злые люди, которые не совсем лишены доброты.
Поистине ловок тот, кто умеет скрывать свою ловкость.
Разлука ослабляет легкое увлечение, но усиливает большую страсть, подобно тому как ветер гасит свечу, но раздувает пожар.
Ревнивая жена порою даже приятна мужу: он хотя бы все время слышит разговоры о предмете своей любви.
Слишком лютая ненависть ставит нас ниже тех, кого мы ненавидим.
Ссоры не продолжались бы так долго, если бы виновата была только одна сторона.
Те, кому довелось пережить большие страсти, потом всю жизнь и радуются своему исцелению, и горюют о нем.
Только у великих людей бывают великие пороки.
Тот, кого разлюбили, обычно сам виноват, что вовремя этого не заметил.
Трусы обычно не сознают всей силы своего страха.
У людских достоинств, как и у плодов, есть своя пора.
У нас не хватает силы характера, чтобы покорно следовать всем велениям рассудка.
У человеческих характеров, как и у некоторых зданий, несколько фасадов, причем не все они приятны на вид.
Ум всегда в дураках у сердца.
Ум служит нам порою лишь для того, чтобы смелее делать глупости.
Хитрость – признак недалекого ума.
Человек истинно достойный может быть влюблен как безумец, но не как глупец.
Юность – это как бы опьянение, нечто вроде лихорадящего разума.
Джозеф Аддисон
1672—1719 гг.
Английский писатель и государственный деятель. Родился в Эймсбери.
В 1709 г. избран в парламент и назначен секретарем вице-короля Ирландии. С 1711 г. издает художественно-публицистические журналы: «Тамлер», «Спектатор» и «Гардиан». В журналах Аддисона сотрудничали известные английские литераторы, Беркли Поуп, Стиль. Журналы Аддисона подготовили почву для зарождения английского реалистического романа и романов в письмах. Большое влияние журналы Аддисона оказали на русскую журналистику XVIII в., особенно на творчество Сумарокова и Новикова, а также на Радищева и Крылова.
Трагедия Аддисона «Катон» 1713 г. была переведена почти на все европейские языки и принесла ему славу драматурга. В 1717 г. Аддисон стал министром, но из-за болезни вскоре ушел в отставку. Умер в Лондоне. Похоронен в Вестминстере.
Без постоянства не может быть ни любви, ни дружбы, ни добродетели.
Брак отличается той особенностью, что с ним прекращается поклонение идолу. Когда мужчина ближе присматривается к своей богине, она снова становится простой женщиной.
В беседах с глазу на глаз между близкими друзьями мудрейшие люди очень часто высказывают весьма слабые суждения, потому что разговор с другом – это то же самое, что мысли вслух.
Гордость происходит от недостаточного размышления и незнания самого себя.
Зачем говорить мне, что мое счастье не более как греза? Если даже оно греза, пусть дадут мне ею насладиться.
Когда я вижу эти столы, покрытые яствами, мне чудится, что за каждым из них прячется, как в засаде, подагра, водянка, лихорадка и множество других болезней.
Молчание иногда более многозначительно и возвышенно, чем самое благородное и самое выразительное красноречие, и во многих случаях свидетельствует о высоком уме.