– С тобой я никогда не бываю истинной леди, милый. Разве ты еще не понял?

– Не настолько полно, как хотелось бы.

И снова эта улыбка – на сей раз с тенью смеха, – сокровенная и исполненная любви. Даже если такая доставалась всем прочим тоже, он был не в обиде.

– С тобой я всегда чувствую себя по-другому. Ты же знаешь.

– Господи помилуй, да. Я практически единственный приятный мужчина, кого ты встречала.

– Ну, ты единственный, кому я могу сказать все, что хочется.

– А что бы тебе хотелось?

Она коснулась его ладонью.

– Я собиралась сказать, что…

– …настоящая леди или нет…

– …что получается всего пятьдесят фунтов в год, и за эту сумму мы получаем уйму счастья, правда, милый?

– Получаем. И стоит оно даже втрое дороже.

Так и правильно, ведь к этому все сводилось: пятьдесят фунтов плюс-минус. А на остающиеся четыреста пятьдесят он вполне перебивался – и жил гораздо счастливее, чем на любые миллионы, но без Хлои.

Она начала искать перчатки. Обычно за ними приходилось возвращаться, или она доставала из сумочки другую пару со словами: «Не важно, милый. Всегда можно позвонить метрдотелю».

– Когда снова увидимся, голубчик?

– Когда захочешь, – ответил Барнаби. – Как насчет поездки за город? Целый день вдвоем?

– А как же пыльная контора?

– Беру с понедельника неделю отпуска, чтобы подстроиться под женатых.

– Восхитительно, дружок! Почему ты мне не сказал? Куда ты едешь?

– Ждал, пока ты спросишь. Следующий четверг подойдет?

– Не глупи, дурачок. Разве ты не уедешь отдыхать, как все приличные люди?

– Нет. А поедем вместе как неприличные? Поедем в Бретань. Я знаю одну деревушку.

Снова тот взгляд, та краткая интимная улыбка. Но иная. Раньше никто такой не удостаивался, разве только… Да и вообще, какая разница?

Вздохнув, Хлоя надела перчатки.

– Почему бы и нет. Почему мы не…

– Один Бог знает.

– Я недостаточно тебя люблю, мой милый.

– Так я и думал.

– Тебе бы не понравилось, если я любила бы тебя по-настоящему.

– Нет, понравилось бы.

Она довольно рассмеялась.

– Ах, золотко, я так рада, что ты это сказал. Я бы возненавидела тебя, если бы ты сейчас ударился в Теннисона.

– Попытайся ради разнообразия возненавидеть. Что угодно, лишь бы выделиться из остальных. И если уж на то пошло, мне не понравилось бы.

– Думаю, понравилось бы. Думаю, понравилось бы.

– Нет. Если бы ты сделала это для меня, то сделала бы и для всех остальных. А мне было бы противно.

Сверкнув на него взглядом, Хлоя занялась перчатками.

– Давай держаться Англии. Четверг? Если тебе не хочется за город, можем взять корзинку для пикника и поехать на матч в «Лордс». Джентльмены и крикет.

– Ладно, милый. И… Однажды мы поедем в Бретань!

– Поедем.

– Честно-пречестно.

– И я тебе обещаю. Возможно, мне тогда уже стукнет девяносто, но плавание через Ла-Манш я как-нибудь осилю.

– Будем сидеть на палубе в инвалидных креслах и попросим, чтобы их поставили рядом.

– Надеюсь, море будет спокойное. Оно обязательно должно быть спокойным – из-за инвалидных кресел.

– Теперь на инвалидные кресла ставят тормоза, чтобы не катились под уклон в Лиз-эт-Фолкстоун. Раньше на этом курорте уйма старых дам погибала.

– Я разузнаю, – пообещал Барнаби.

– Ах, милый, как же я тебя люблю! – воскликнула Хлоя, и ему показалось, что это внезапный крик из самого сердца, но означал он: «Ах, милый, как бы мне хотелось тебя любить!»

В такси он сказал:

– Сними перчатки, пока не приедем к «Антуану»…

– Милый… Ты дальше поедешь на такси?

– Думаю, так лучше, не то опоздаю. Куда поедем в четверг?

– Посмотрим по настроению, милый. Позвони мне во вторник и обсудим.

– Ладно.

Даже если бы он женился на Хлое, даже если бы Хлоя принадлежала ему безраздельно, ему пришлось бы сейчас ее оставить. Не мог же он сидеть и держать ее за руку полтора часа, пока ей будут делать укладку. Это странно выглядело бы.

– Прощай, моя дорогая, моя Хлоя.