Шрифт:
Б е т т и и Д ж о н (разом). Очень просим!
З е л л а. Сперва позолотите ручку, да? Это принесет вам удачу.
Д а д л и (с позабавленным смешком). Вижу, искусство ради искусства уже не в моде. (Дает Зелле полкроны.) Вот вам, милая.
З е л л а. Спасибо. Теперь я спою.
Поет еще куплет, на середине третьего входит Юстас.
Ю с т а с (увидев Зеллу). Зелла!
З е л л а. Юстас!
Гитара со звоном падает на пол, все стоят как громом пораженные.
В тот день Клодия отправилась на ленч в «Мулэн д’Ор» с молодым мистером Хиггсом. В тот день ей впервые предоставился шанс поговорить с ним, и она им воспользовалась, чтобы сказать, как ей нравится его пьеса.
– О Боже! – откликнулся молодой мистер Хиггс.
2
Ленч получился престранный.
Начался он вполне обыденно, с вопроса, что Клодия будет пить.
– Думаю… – протянула Клодия, кривя личико, точно перебирая в уме содержимое винного погреба, – думаю, «Джин энд ит».
Она недолюбливала спиртное, но, прося «Джин энд ит», всегда испытывала приятное ощущение светской утонченности, более того, это был единственный коктейль, в названии которого она была совершенно уверена.
– «Джин энд ит» и «Сайдкар», – сообщил официанту молодой мистер Хиггс.
– Знаете, а я передумала и тоже буду «Сайдкар», – сказала Клодия.
Тут тоже не было ничего необычного. Любая альтернатива, если точно знать ее название, давала повод для надежды.
– Два «Сайдкара». Что еще закажем? Давайте устриц, хорошо? Или вы терпеть их не можете?
– Ах, давайте! Замечательно!
Ленч был заказан. «На вид ему лет пятнадцать, – думала Клодия, – но на самом деле, наверное, гораздо больше».
– А теперь, мисс Лэнсинг, – сказал Хиггс, – кстати, можно называть вас Клодия? Похоже, в театре все друг друга называют по именам, к тому же я был в Кембридже с вашим братом. По крайней мере надеюсь, что это был ваш брат, Клод Лэнсинг.
– Совершенно верно! Надо же! Вы были знакомы! Я приезжала на Майские гонки, во всяком случае, однажды приезжала. Как забавно, что мы встретились! Да, конечно, зовите меня Клодия.
– Меня зовут «мистер Хиггс». По крайней мере мне так кажется. Я бы думал, что к сему моменту Келли мог бы уже обходиться без «мистер». Если хотите, можете звать меня Кэрол, но не принуждайте себя. Дайте себе время.
– Кэрол. Совсем не трудно.
– Хорошо. Нет, я не знаком с вашим братом. Я был в колледже Магдалины и только восхищался им издали. Так почему вам нравится треклятая пьеса?
Несколько обескураженная и внезапно рассерженная Клодия принялась придумывать причины, почему ей нравится или не нравится пьеса (вежливое или не очень объяснение тому, почему она сказала, что ей нравится, тогда как ей не нравится), и ни одной не нашла. Подали коктейли, и, подняв бокал, она раздраженно сказала:
– Хорошо, тогда за ее провал!
Румяную простоту лица мистера Хиггса расчертила морщина. Он поднял руку.
– Погодите-ка! – приказал он. – Тут спешить не надо.
– В чем дело?
– Если пьеса провальная, вы лишитесь работы. Вы расстроитесь?
– Конечно! Бросить Академию – и ради чего! – Тут она впервые поняла, как отчаянно важно, чтобы пьесу не сняли с репертуара. – Она должна иметь успех! Должна!
– Тогда дело улажено, – сказал Хиггс и поднял бокал. – За успех!
– За успех! – отозвалась Клодия.
– И есть еще вопрос денег, о них тоже нельзя забывать. Но, о Боже, какая ужасная пьеса!
– Тогда зачем вы ее написали?
– Я ее не писал. Господи помилуй, женщина, вы хотя бы представляете, что в той пьесе, которую написал я, дядюшка Дадли был комическим персонажем? Я все еще считаю его невыразимо комичным. Думаю, если ему дать верную роль, Уиллсон Келли – наш величайший комический актер. Что бы он ни говорил или ни делал, вызывает у меня смех. Но играть он будет не для того, чтобы посмешить зрителей, а уровень мастерства у него таков, что, вероятно, никто смеяться не будет. Ему будут много аплодировать, и кое-кто про себя застонет, а уж я – больше всех и от всего сердца.
– Тогда почему вы позволили перекроить пьесу? То есть превратить комического персонажа в романтического?
– Вы когда-нибудь видели кролика со змеей? – спросил Хиггс, сунув в рот и проглотив устрицу.
– Живьем никогда.
– И я тоже. И пожалуй, я имел в виду хорька. Зачарованность, Клодия. Вот в чем секрет. Самое ужасное в том, что кролику это нравится. Он знает, что его съедят, и все равно не может сопротивляться. Это и есть я. Кролик Хиггс и Уилсон Хорек.
– О! – сказала Клодия. Вид у нее стал чуточку несчастный.