Ничейная бабушка внимательно посмотрела на меня. Глаза у неё были светлые, выцветшие и грустные, совсем без солнца, как небо в октябре. Она смотрела на меня долго, будто видела во мне что-то такое, чего не видит никто. И вдруг погладила меня по голове своей маленькой усталой рукой. Потом молча собрала весь свой мелочный товар вместе с Хозяйкой в две тряпичные сумки и подала мне. И я поняла, что мне нельзя отказываться, а надо взять всё это по молчаливому уговору, о котором знали только мы вдвоём.

Люди отвернулись от нас и занялись своими делами. Ничего интересного не произошло: просто странная девочка купила хлам у ненормальной старушки. А я взяла сумки, повернулась и, не оглядываясь, пошла домой.

— Откуда ты взяла этот мусор? — удивилась мама, когда я высыпала на пол товар ничейной бабушки.

Я промолчала. Мне не хотелось врать, а сказать правду я почему-то не могла. В тот день я не пошла гулять. Мы долго сидели с мамой вечером на веранде и пели грустные песни, а небо плакало редкими каплями дождя.

Я больше не пойду с почтальоном дядей Циркулем помогать разносить почту. Мне разонравилось это делать. Я объясню ребятам, на что потратила наши деньги. Думаю, они меня поймут. А на корабли мы ещё заработаем — какие наши годы!

Ночью в мое окно светила круглая луна. Я села на подоконник и увидела, что весь палисадник покрыт лунными блёстками, как мамино вечернее синее платье. Завтра я проснусь и поздороваюсь с ничейной бабушкой. Весёлый крокодил подмигнёт мне штукатурным глазком, а потолочная птичка запоёт свою утреннюю песню. И я знаю, как это звучит: она не чирикает и не заливается соловьём, а радуется и плачет тонко и нежно, как маленькая серебряная скрипка.

Я люблю деревню: тут гораздо больше лета, солнца и травы, чем в городе. Есть речка и озеро, в которых можно купаться. И тут самые лучшие в мире друзья. Да что говорить, в деревне всё в сто раз лучше!

Мне только совсем не нравится, когда вдруг прикатывают наша городская соседка Анастасия Павловна и её племянница Натуся. Они приезжают не к бабушке, а к маме. Анастасия Павловна привозит Натусю поправляться на свежем деревенском воздухе и парном молоке. А сама говорит, что лишь здесь ей удаётся прилично отдохнуть, хотя она вообще нигде не работает. Анастасия Павловна жирная, как гусеница, а Натуся, наоборот, очень тощая. Глаза у неё серенькие, как у мышки, а нос длинный и унылый. Бабушка, когда в первый раз её увидела, сказала:

— Какая ты худенькая, деточка! Мы тебя подкормим, на пирогах да на сливках быстренько станешь пышечкой, а то вон один только нос и остался.

Будто у людей должен быть не один нос, а два!

Мне всё время ставят в пример эту хилую Натусю. Она совсем не вылезает со двора и целыми днями загорает в шезлонге у беседки. Я показала ей свою коллекцию разноцветных речных камешков и даже «куриного бога» — плоский камень с дырочкой посередине, которую за тысячи лет проделали волны. Может быть, когда-то мой куриный бог принадлежал Синдб'aду-мореходу и видел долину рубинов и громадную птицу Рух, которая питается слонами и носорогами. Но Натусе это почему-то было совсем неинтересно.

Я честно старалась с ней подружиться, но она ябеда. Когда я всего лишь чуть-чуть её стукнула, она тут же наябедничала, и дядя Сеня сказал: «В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань».

Мне от Натуси не стало дома никакого житья. Гости отравили мне всю радость от каникул. Папе они тоже не нравились, я это сразу заметила. Однажды мне удалось подслушать, как он сказал маме про Анастасию Павловну:

— Почему она ни разу не помогла тебе посуду помыть? Ты что, её домработница?

— Анастасия Павловна — моя гостья, — голос у мамы был жёстким, как картон.

— Или хлеба бы разок на свои деньги купила, — не унимался папа.

Совершенно правильно: за хлебом хожу только я одна, Анастасия Павловна и Натуся могли бы помочь, ведь они ничего не делают.

— Я надеюсь, ты не начнёшь упрекать меня и в том, что купил маме телевизор? — резко спросила мама, и папа замолчал.

Конечно, тащить телевизор гораздо тяжелее, чем хлеб. Но всё-таки мне не совсем ясно, какое отношение имеет бабушкин телевизор к Анастасии Павловне. В обед я спросила об этом дядю Сеню. Он всегда меня понимает, только называет любопытной Варварой, которой на базаре чуть нос не оторвали.

— Видишь ли, — сказал дядя Сеня, — как бы тебе это объяснить… Все мы — ты, мама, папа и я — родные бабушкины люди. А Анастасия Павловна как бы чужая, сбоку припёка. Тут твой папа, безусловно, прав. С другой стороны, настоящие северяне в старину могли жить друг у друга продолжительное время, а к гостю, даже не очень приятному, относились лучше, чем к родне. Так было раньше, и здесь права твоя мама. Но хорошо это или плохо, у цивилизованных людей теперь немножко другие понятия и приличия. Анастасия Павловна — человек богатый, у её мужа свой магазин. Могла бы хоть чуточку помочь, не в санаторий же приехала. Так что я больше поддерживаю твоего папу.