— А чем он тебе не нравится? Он прикольный. У него все отлично. Клевый домик заполучил. Причем свой собственный!

— Прикольный, говоришь? О да! Всех накалывает, как может.

— Дядька у меня вполне нормальный. По мне, так вполне.

Чарли чувствует, как щеки его багровеют.

— Этот… авантюрист? Послушай. Томми всегда думает только о своей шкуре. Держись от него подальше. Сколько раз тебе говорил!

— Ха-ха-ха. Ой-ой-ой. Ха-ха-ха. Ой-ой-ой.

— Что?

— Чего ты психуешь-то? Или ты не любишь своего младшего братика, а, пап?

— Хватит паясничать! Скажи родителям спасибо, что у тебя есть крыша над голо…

— Да-да-да, знаю. Вы меня кормите. Вы меня холите, обеспечиваете меня горячей водой и мягкой туалетной бумагой. Смени пластинку, папа.

— Пора привыкать к элементарной ответственности.

— Пластинку смени.

— Какую еще пластинку?

— Да этого твоего долбоеба Мантовани.

— Как ты смеешь выражаться при матери?

— Ладно уж, потерпи, совсем недолго осталось.

Повисает молчание. Роберт смотрит на Морин, но та не отрывает взгляда от своей тарелки. Чарли пробует разрядить атмосферу:

— Послушай, Мо, сын нашей соседки Кэрол, в честь кого он назван?

— Нельсон? — рассеянно отвечает Морин, явно думая о чем-то другом.

— Да, Нельсон.

— Ну не знаю. В честь моряка, наверное.

— Нет. Она говорит, что адмирал тут ни при чем.

— Может быть, в честь отца?

— Отца зовут Тревор.

— Значит, в честь Нельсона Риддла [25] .

— Она не знает, кто это такой.

— Значит, в честь Нельсона Манделы, — ухмыляется Роберт.

— А кто он был, отец ее ребенка? — интересуется Чарли.

— Кстати, что ты имел в виду, когда сказал, что нам совсем недолго осталось терпеть? — спрашивает в ответ Морин.

Роберт хлопает глазами. Он-то думал, что проехали, что его реплику забыли.

— Да так, — мямлит он.

— Что значит "так"?

— Наклевывается одно местечко.

Морин начинает грациозно, но нервно поправлять бусы.

— Местечко? — переспрашивает она.

— Это недалеко, — говорит Роберт. — Может, еще и не выгорит.

— Сегодня, я смотрю, счастливый денек, — комментирует Чарли.

Но Морин вся сникает, представив, что единственный птенчик выпорхнет из-под ее крыла. Еле передвигая ноги, она относит тарелки, потом возвращается с компотом из персиков, слипшихся в плотный ком, и с банкой сгущенного молока, проколотой с двух сторон.

— Ты чего это приуныла, Мо? Тебе нехорошо?

— Извини, что молоко прямо в банке, Чарли. Я сегодня разбила молочник, выскользнул из рук, когда я его споласкивала.

— Эх ты, руки-крюки, — добродушно ворчит Чарли и оборачивается к сыну. — А где ты возьмешь деньги на оплату этого твоего местечка?

— Никакой оплаты.

— То есть?

— Ну… это вроде как… ничья нора.

Морин потрясена.

— Но ты не можешь поселиться в таком месте.

— Почему?

— И там с тобой поселятся такие же бездельники, мм? — спрашивает Чарли.

— Совсем не обязательно, что люди, вынужденные жить в подобных условиях, — бездельники.

Чарли заставляет себя придержать ярость, но Морин преодолеть свое огорчение никак не удается. Полив персиковые дольки тонкой струйкой сгущенного молока, Чарли отправляет по одной в рот. Пропитавший их сладкий сироп нравится ему гораздо больше, чем сок свежих персиков, он и кофе предпочитает растворимый, а не сваренный в кофеварке. Он приканчивает вторую банку пива, наконец-то почувствовав легкое опьянение, от которого становится чуть более общительным.

— Ты действительно хочешь переехать? — спрашивает Морин.

— Да никуда он не денется, — утешает ее Чарли, твердо решив сменить тему разговора.

Роберт тем временем жадно расправляется с персиками, аппетит у него волчий.

— Хочешь кофе? — спрашивает Морин.

— Хорошо бы, — говорит Роберт, торопливо заглатывая персики. — А есть нормальный?

— Да-да, и бокал шампанского, — ехидничает Чарли. — И еще не забудь покормить малыша виноградиком.

— Нет, только растворимый.

— Тогда я пас.

Он поднимается.

— Ты куда?

— Хотел заскочить к Кэрол. У нее вроде бы есть новые пластиночки.

— Набиваешься в хахали? Так сказать, в порядке очереди?

— Да ну. Просто у нее клевые пластинки.

— Помог бы лучше убрать со стола, — ворчит Чарли.

— Ничего, я сама, — веселым голосом говорит Морин. — Иди-иди, навести соседку.

— Спасибо, ма.

Смерив отца торжествующим взглядом, Роберт хватает с вешалки куртку и убегает. И скоро его родители слышат трезвон соседского дверного звонка.