Стратегия молниеносной войны, или блицкрига (нем. Blitzkrieg), разработанная германскими военными специалистами вследствие поражения в Первой мировой войне, предусматривала именно необходимость исключить тыл из военного противоборства либо, по крайней мере, существенно ограничить для противника возможности использования своего тыла. Стратегия предусматривала проведение серии взаимосвязанных краткосрочных операций, в основном на окружение крупных группировок неприятельских войск, что обеспечивало поражение вражеских вооруженных сил опережающими темпами, по сравнению с их восполнением и реорганизацией за счет ресурсов тыла и развертыванием в следующем стратегическом эшелоне. Тактическим средством реализации данной стратегии являлся комплекс методов и приемов ведения наступательных действий силами мотомеханизированных соединений, включавших танки, моторизованную пехоту, артиллерию на механической тяге, подвижные разведывательные, саперные, инженерно-технические части и подразделения связи, что позволяло непрерывно развивать наступление в оперативной глубине расположения войск противника. Соответственно, тактика блицкрига заключалась в прорыве обороны противника за счет действий ударных пехотных дивизий при поддержке авиации, с последующим входом в прорыв подвижных соединений с задачей нарушить всю систему вражеской обороны. Они должны были упредить выдвигающиеся на угрожаемый участок резервы противника, разгромить их по частям и продвинуться в оперативную глубину, чтобы овладеть ключевыми объектами и перерезать коммуникации вражеской группировки. В начале войны против СССР данная концепция ведения военных действий себя полностью оправдала, но недооценка мобилизационных возможностей советской стороны не позволила немцам добиться цели быстрого поражения и уничтожения основной массы советских вооруженных сил. Как отметил уже после войны генерал Герман Гот [105] , разгром кадровой армии создал только предпосылку для гораздо более длительного акта разрушения военной промышленности противника.

Однако советское военное руководство не предоставило германской армии ни времени, ни реальной возможности для разрушения своей военной промышленности, поскольку оперативно пересмотрело мобилизационные планы с целью быстрого восстановления и увеличения численности вооруженных сил. Вместо создания ограниченного количества полностью укомплектованных кадровым командным составом и штатно вооруженных соединений был организован непрерывный процесс создания новых формирований, хуже оснащенных и состоящих из плохо обученных новобранцев и добровольцев под управлением офицеров запаса. В результате, если к началу войны в Красной армии насчитывалось всего 303 стрелковые, кавалерийские, моторизованные и танковые дивизии, в течение второго полугодия 1941 года была вновь сформирована 391 дивизия (для сравнения: в 1942 году – 73 соединения, в 1943 году – 26, в 1944 году – 5, в 1945 году – 2), поэтому в 1941 году на военную службу было призвано не 4,9 миллиона человек, как предполагалось до войны, а более 10 миллионов [106] .

Хотя вновь сформированные соединения с ограниченной боеспособностью можно только условно называть дивизиями, тем не менее их создание позволяло заблаговременно занимать войсками оборонительные рубежи, заранее готовившиеся на всех угрожаемых направлениях, задерживать продвижение германских войск и причинять им потери, вынуждая германское командование изменять оперативные планы и перегруппировывать силы, то есть терять темп и проигрывать время. Ценой за это было полное или частичное уничтожение новых соединений, что в особенности отчетливо прослеживается при рассмотрении боевого использования так называемых дивизий народного ополчения.

Дивизии народного ополчения начали создаваться с июля 1941 года, комплектовались добровольцами и лицами из числа призывного контингента в возрасте от 17 до 55 лет (в основном рабочими с предприятий Москвы и Московской области), затем переформировывались по сокращенным штатам стрелковых дивизий и получали номера стрелковых соединений Красной армии, разгромленных и уничтоженных в боях под Минском, Киевом и Уманью. Численность дивизий народного ополчения достигала 10–11 тысяч человек, командный состав представляли кадровые офицеры резерва и офицеры запаса, а вооружение зависело от наличия боевой техники. Так, 2-я дивизия народного ополчения (2-я стрелковая дивизия), которая создавалась в начале июля на основе призывного контингента и добровольцев Сталинского района города Москвы и Балашихинского района Московской области, насчитывала свыше 12 тысяч человек и была полностью укомплектована тяжелым оружием: в каждую пулеметную роту батальонов поступило по 12 станковых пулеметов, в минометную роту – по 6 легких минометов, полковые батареи получили по 4 полевых 76-мм орудия образца 1927 года, а дивизионный артиллерийский полк – 36 орудий новых образцов; 18-я дивизия народного ополчения была переформирована по штатам стрелковой дивизии сокращенного состава, также сохранив свой номер, и насчитывала более 10,5 тысячи военнослужащих, 7711 винтовок и карабинов, 453 пулемета и автомата, 28 полковых 76-мм орудий, 8 полевых 122-мм гаубиц, 14 зенитных 37-мм пушек, 18 средних 82-мм минометов и 51 легкий 50-мм миномет, 164 грузовые автомашины и 2,4 тысячи лошадей. Эти данные показывают, что дивизии народного ополчения по своей вооруженности и оснащенности не вполне отвечали стандартам кадровой стрелковой дивизии образца 1941 года (10 858 человек личного состава, 8341 винтовка и карабин, 468 пулеметов и автоматов, 36 полевых и полковых и 18 противотанковых орудий, 10 зенитных пушек, 78 минометов, 203 автомашины и 3039 лошадей) [107] , в особенности по насыщению артиллерией и наличию средств транспорта (некомплект до 20 %), хотя количество личного состава в них примерно соответствовало штатной положенности. Причем 18-я дивизия народного ополчения, наряду с 1-й и 2-й дивизиями, являлась одним из наиболее хорошо вооруженных и оснащенных соединений, тогда как другие дивизии народного ополчения почти не располагали автоматическим стрелковым оружием, не имели полковой и зенитной артиллерии и не получили более сотни единиц автотранспорта и две с лишним тысячи лошадей. Тем не менее в ходе всей войны основная часть стрелковых соединений Красной армии, за исключением гвардейских, участвовала в боевых действиях, имея даже более значительный некомплект вооружения и оснащения, поскольку средняя численность личного состава в них не превышала 5–7 тысяч человек. Поэтому главной особенностью дивизий народного ополчения, определившей результаты их боевого использования, стало, во-первых, отсутствие боевой подготовки личного состава – добровольцы и мобилизованные вынуждены были участвовать в тяжелых боях после одного-двух месяцев подготовки в полевых лагерях, да еще в условиях передислокаций из одного района расположения в другой. Как известно, в Советской Армии один только курс предварительной подготовки вновь призванных военнослужащих по продолжительности составлял три месяца (так называемый «курс молодого бойца»). Во-вторых, в дивизиях народного ополчения полностью отсутствовало ядро ветеранов, то есть бойцов, уже имеющих боевой опыт. Именно такие бойцы, число которых в частях и подразделениях кадровых соединений постепенно увеличивалось по ходу войны, и обеспечивали «живучесть» дивизий, поскольку на личном примере обучали новобранцев непосредственно в боевой обстановке, за счет чего уменьшались потери в целом.

Тем не менее осенью 1941 года почти все вновь созданные дивизии ополчения были брошены в бой против хорошо подготовленного противника, причем в критической ситуации успешного развития вражеского наступления на смоленско-вяземском направлении. В результате, например, в 17-й дивизии народного ополчения после боев под Вязьмой к 18 октября 1941 года осталось 2,5 тысячи человек, а в 13-й дивизии (140-я стрелковая дивизия) из окружения под Вязьмой к 13 октября удалось выйти только нескольким группам бойцов, которые все вместе насчитывали около 900 солдат и офицеров (к 1 октября 13-я дивизия народного ополчения насчитывала около 11,6 тысячи человек личного состава, то есть потери соединения составили до 95 % добровольцев и мобилизованных военнослужащих) [108] .

Двоюродный дядя автора по отцу – Искандер Смагулович Садвокасов, 1924 года рождения, уроженец Москвы, добровольно поступил на службу в Красную армию в августе 1941 года и был зачислен рядовым в 18-ю дивизию народного ополчения, сформированную на базе призывных контингентов Ленинградского района города Москвы, Красногорского, Дмитровского и Куровского районов Московской области. Среди добровольцев в дивизии было много студентов и школьников старших классов, в частности практически целый курс студентов Художественного института имени Сурикова. Первым командиром дивизии стал полковник Петр Живалев. В начале июля 1941 года дивизия выдвинулась в район города Красногорска Московской области, затем к Волоколамску, а в конце месяца соединение было включено в состав 32-й армии Резервного фронта и передислоцировано в район юго-западнее Вязьмы. В конце сентября 18-я стрелковая дивизия получила задачу передислоцироваться из-под Вязьмы во второй эшелон Резервного фронта и занять оборону на 25-километровом участке в излучине Днепра, в районе железнодорожной станции Сычевка. Однако еще на марше после выгрузки из эшелонов части дивизии были атакованы противником, понесли большие потери и в беспорядке отступили по направлению к Вязьме и Гжатску вместе с другими войсками Резервного фронта. Только в середине октября 18-я стрелковая дивизия завершила выход из окружения и сосредоточилась в районе Звенигорода, где вошла в состав вновь формируемой 16-й армии под командованием генерала Константина Рокоссовского, образовав резерв армии. К этому времени на истринском направлении немецкая 10-я танковая дивизия овладела населенными пунктами Агафидово, Козлово и Скирманово на территории Ново-Петровского (Истринского) района Московской области. Деревня Скирманово располагалась на западных скатах господствующей высоты с отметкой 260,4, поэтому германское командование превратило ее в хорошо укрепленный опорный пункт, обеспечивающий наступление на автомагистраль Волоколамск – Истра – Москва, которая уже простреливалась с высоты артиллерийским огнем. Новый командир 18-й стрелковой дивизии полковник Петр Николаевич Чернышев получил задачу вместе с 316-й стрелковой дивизией генерала Ивана Панфилова и 78-й стрелковой дивизией полковника Афанасия Белобородова овладеть Скирмановом, поэтому в течение всех последних дней октября и в начале ноября части дивизии безуспешно атаковали высоту и деревню. В дальнейшем командующий 16-й армией генерал Рокоссовский получил приказ командования Западного фронта нанести контрудар по противнику, чтобы отбросить его от магистрального шоссе, поэтому Рокоссовский принял решение произвести глубокий обход Скирманова силами специально созданной группировки в составе 18-й стрелковой дивизии, 50-й кавалерийской дивизии генерала Иссы Плиева, 1-й гвардейской танковой бригады полковника Михаила Катукова, при поддержке одного пушечного и трех истребительно-противотанковых артиллерийских полков, а также трех дивизионов гвардейских минометов. 12 ноября после сильной артиллерийской подготовки контрударная группировка 16-й армии перешла в атаку и 13 ноября овладела Скирмановом. Однако удерживать деревню удалось всего лишь два дня, поскольку 16 ноября Скирманово пришлось оставить в связи с новым наступлением противника на Москву.

19 ноября в ходе боев в районе Скирманова Искандер Садвокасов пропал без вести, как и многие другие семнадцатилетние добровольцы и восемнадцатилетние военнообязанные, служившие в 18-й стрелковой дивизии, его судьба так и не была установлена. В общем, находясь на фронте с сентября по декабрь 1941 года, 18-я дивизия понесла тяжелые потери, сменила командира, была выведена в резерв и к январю 1942 года переформирована в 11-ю гвардейскую стрелковую дивизию, то есть совершенно новое соединение было создано вокруг уцелевшего боевого знамени, штаба и тыловых служб практически уничтоженной в боях дивизии народного ополчения (при этом полковник Чернышев, ставший командиром II-й гвардейской стрелковой дивизии, в мае 1942 года был произведен в генералы).

По нашему мнению, использование на войне почти не обученных военному делу людей, мобилизованных принудительно или добровольно поступивших в вооруженные силы из чувства долга и патриотизма, является преступлением советской военно-политической элиты, совершенным в ситуации тяжелого военного поражения, чтобы за счет народа компенсировать некомпетентность и сохранить в своих руках власть над страной (аналогичным образом в 1945 году действовало и национал-социалистическое руководство Германии, осужденное Международным трибуналом в Нюрнберге). Ответственное военно-политическое руководство было обязано отвести вновь сформированные дивизии народного ополчения в глубокий тыл для боевой подготовки личного состава и довооружения, пожертвовав не людьми, а стратегическими интересами и политическими задачами по обороне Москвы и всего столичного региона. Исторические примеры оставления Москвы противнику уже были известны, но оказалось, что политическая элита царской России все-таки была способна в некоторых случаях пожертвовать политическими амбициями ради сохранения жизни русских людей, а вот советская элита всегда предпочитала противоположный путь. Поэтому нормальной реакцией со стороны гражданского общества на такие преступные мероприятия политического режима было бы гражданское неповиновение, например в форме пассивного отказа от исполнения гражданских обязанностей, в данном случае – дезертирство.