— Предлагаю выпить за здоровье! — поднялся с лежанки Борн из Берлина. — Здоровье хозяина замка. Оно ему сейчас очень кстати… И здоровье всех нас. Поскольку никто, кроме Создателя, не знает: кому придется пасть следующим, во славу Господню.

— Хорошо сказано, дружище. — Фогту помогли сесть, подложив под спину несколько подушек. — И я без колебания поддержу твою здравицу, только у меня к маркграфу остался один вопрос. Господин фон Айзенштайн, не соблаговолите ли ответить?

Средневековый тевтонский замок, бряцают кольчужным доспехом рыцари, шмыгают тенями слуги, трещат дрова в камине, нигде нет не то что Интернета, а до самого банального электричества еще несколько столетий, и среди всего этого антуража — я. То ли живущий взаправду, то ли играющий роль. А может, и вовсе спящий дома и рассматривающий диковинный сон.

Сколько я уже здесь, а никак не могу избавиться от мысли, что все понарошку. Но никуда не денешься. Попала лапа в колесо, визжи, собака, а беги. И текущему моменту соответствуй.

— Конечно, господин фон Ритц. К вашим услугам. Тем более что я, похоже, действительно перед вами в долгу… Спрашивайте. Если это не чужая тайна, отвечу со всей прямотой.

Фогт пожевал губами, словно выбирал слова.

— То, что вы, притворяясь демоном, вызывали меня на поединок от имени Сатаны, было весьма необычно, но объяснимо. Возможно, не совсем по-рыцарски, но чтобы выманить более сильного врага из укрытия, иной раз и уловкой воспользоваться не зазорно, — как бы размышляя вслух, заговорил Конрад фон Ритц. — Но я же не спал во время поединка и отчетливо помню, что вы, маркграф, тогда были гораздо выше и массивнее, чем сейчас…

Заметил все же. А я надеялся, что пронесет. Надо было его все же хоть разок по голове треснуть. И любую нестыковку списал бы на сотрясение.

— Ничего необычного, и объясняется еще проще… — я улыбнулся как можно искреннее. — Зная, что на входе из Радужного Перехода меня встретят арбалетчики, мои офицеры… — кивок в сторону Лиса. — Постарались нахлобучить на меня побольше доспехов. Легких, но толстых… А череп медведя и вовсе был насажен на гребень шлема. Кстати, только благодаря этому я сейчас имею честь пить с вами за наше здоровье. Иначе удар моргенштерном не предоставил бы мне такой возможности.

— Вот именно! — воскликнул Борн из Берлина, нависавший над нами, как огромная брыла, свалившаяся со скалы. — Сколько можно говорить о прошлом? Самое время выпить… И пусть Господь ниспошлет нам лучший день!

Столы в трапезной стояли, как на деревенской свадьбе; буквой «П» вдоль трех стен, оставляя свободной только ту, что с дверями. И даже не пересчитывая, на глазок, вмещали до сотни человек. Место в центре, на небольшом возвышении, устланном покрывалом из волчьих шкур поверх перины, занимал командор замка фон Ритц.

Все еще бледный Конрад выглядел рассеянным и задумчивым, несмотря на румянец, разливающийся по скулам. То ли от жара, то ли от выпитого вина. Его насупленный взгляд настолько резко отличался от провозглашаемых здравиц, что на моем месте даже самый пропащий пьяница понял бы, что чужаку тут не рады и пора делать ноги, пока еще есть такая возможность. Тем более что настроение фогта разделяли все крестоносцы. И рыцари, и оруженосцы, и даже слуги…

Они не демонстрировали это в открытую, дисциплина в ордене была на высоте, но понимающему хватало и мелочей. Вроде наполненного только наполовину кубка, когда остальным наливали доверху. Непременный полуоборот спиной ко мне с Лисом, когда произносился тост. А как только я хотел взять что-то со стола, туда же немедленно устремлялись руки всех соседей. Иной раз даже выхватывая кусок прямо из пальцев. А челюстями сотрапезники работали так яростно, словно перегрызали мне горло.

Наверное, стоило отказаться от угощения, тем более совместного, но Лис шепнул, что уходить раньше, чем получен выкуп, не стоит. Храмовники знамениты скупостью. И если не забрать деньги сразу, считай пропало. Потом они найдут тысячу причин, чтобы задержать выплату. К тому же такая торопливость может быть расценена как слабость и бегство. А между нами и порталом больше сотни бойцов, которых удерживает только слово фогта. И лучше не испытывать его прочность.

Поскольку капитан до сих пор давал дельные советы, прислушался я к нему и в этот раз… А теперь сидел и обтекал. По методике Фомы, представляя себе капризно вздернутые носики и пытаясь воспринимать сотрапезников не как нарывающихся хамов, а чересчур расшалившихся подростков. Вот только небритые, пьяные хари крестоносцев плохо этому способствовали. Поскольку ничем не походили на тинэйджеров и тем более гламурных блондинок. Но, как говорится, noblesse oblige… [48]

Время шло, слуги убирали со стола объедки, вносили новые блюда, и легкий завтрак постепенно переквалифицировался в пиршественный обед. Настоящий повод для которого — если вина будут подавать с такой же регулярностью и в таких же количествах — скоро никто и не вспомнит… Как на некоторых, чересчур обильных похоронах, где под конец застолья начинают пить за здоровье виновника торжества…

— Чем господин маркграф намерен заняться дальше? — как бы невзначай поинтересовался один из храмовников, когда наши руки в очередной раз встретились над подносом с жареным гусем. — Погостите еще у нас или вернетесь к себе? Как и пришли, через Переход?

— Нет. Только наемников отправлю, а сам хочу в Янополь съездить… — ответил я без обиняков, делая вид, что не заметил, как мои соседи по столу перебросились быстрыми и многозначительными взглядами. — Кстати, господин фогт, — я слегка повысил голос, перекрывая общий гул, — не продадите пару лошадок?

— Конечно… — кивнул тот, даже не вникая в смысл просьбы. — Располагайте конюшней, как своей.

— Спасибо. Тогда позвольте откланяться… — тяжело вздохнув, я поднялся с места. — Как мне ни жаль покидать столь приятную компанию, но хотелось бы попасть в Янополь еще засветло.