Казалось, что воняли все развалины разом, но, поплутав, он нашел место, где запах ощущался сильнее. Халруджи попробовал убрать камень, из-под которого доносилась вонь, и, к своему удивлению, легко сдвинул его с места. Заподозрив неладное, он опустился на колени и наткнулся на деревянные бруски – кто-то заботливо подложил их под глыбу, чтобы ее можно было без труда двигать.

За камнем на глиняном пьедестале восседал домашний бог кучеяров Затута, и его бронзовое тело мрачно сверкало в тусклом свете балидетской луны. Блики заиграли на лице Регарди, словно напоминая о том, что перед Затутой следовало стоять исключительно на коленях. Халруджи, не раздумывая, рухнул в пепел и почтительно сложил на груди руки. Он не верил в Затуту. Но учитель чтил домашнего бога и пришел сюда специально, чтобы поднять его из пепла, очистить от сажи и скрыть от посторонних глаз камнем. Иман был жив. Все остальное не имело смысла.

Арлинг осторожно снял с пьедестала чашу с вонючей жидкостью. Журавис хорошо справился со своей задачей – его запах привлек внимание слепого. Халруджи помнил дурманящий аромат его цветов, которые были горячо любимы кучеярами, но совсем забыл о том, как пахли его листья – свежей землей, солнцем, медом и молоком. Мед и молоко – кажется, так пахла Магда. Впрочем, он мог ошибаться, ведь время стирало все.

Регарди усмехнулся. Иман не сомневался, что его слепой ученик придет на развалины. И оставил ему послание. Раньше учителю нравились такие игры. Он прятал вонючие смеси в разных углах школы, а Арлинг вместе с Тагром, любимым псом имана, должен был их искать – на перегонки. Чаще всего халруджи проигрывал, но были и времена триумфа.

«Что же вы хотели сказать мне, учитель?», – задумался Арлинг и осторожно поцеловал бронзовые ступни Затуты. Дурацкая шутка имана – из всех замков, которые можно было придумать для тайника, он выбрал тот, который реагировал на тепло человеческих губ. Сколько Регарди не просил, иман так и не раскрыл ему секрет механизма, спрятанного внутри статуи. Халруджи не знал, скольким ученикам еще была поведана тайна бронзового бога, но оказанное доверие ценил.

Украшенное бусами пузо Затуты раскрылось, словно беззубый рот, обнажив внутри полость, в которую иман сложил все, что, по его мнению, должно было понадобиться слепому ученику на Дороге Молчания. Неожиданный приступ злости застал Арлинга врасплох. Назад пути не было.

Первым делом, Регарди извлек тяжелый мешок с оружием. Он лежал сверху и пояснений не требовал. Разложив арсенал на земле, Арлинг задумался. Иман приготовил для него целый боевой склад, то ли оставляя за ним право выбора оружия, то ли предупреждая, что в пути пригодится все – вплоть до боевой секиры. Проведя пальцем по высеченным на топорище символам, халруджи решительно отложил секиру в сторону. Он пойдет налегке. Сабля в заплечных ножнах, походный складной лук, колчан со стрелами, пара ножей и кинжалов, футляр с ядовитым порошком, острые звезды для метания, кастет, горсть металлических колец с щипами и духовая трубка с отравленными иглами – вот и все, что поможет ему найти Дорогу Молчания. Внутренний голос, который звучал в голове, с тех пор как он попал на развалины школы, зашелся хохотом.

Сумка с лекарствами порадовала не меньше, чем одежда. Отыскав настойку ясного корня, Регарди проглотил сразу половину пузырька, с трудом заставив себя остановиться. Впрочем, о последствиях еще будет время подумать. Он словно очнулся от сна. По телу разлилось тепло, а в ногах появилась уверенность. Почувствовав прежнюю силу, Арлинг заторопился. Ночной воздух едва заметно стал нагреваться, что говорило о приближении утра. Не стоило привлекать к себе внимание. С городских стен руины бывшей школы хорошо просматривались.

От стариковского балахона он освобождался с такой поспешностью, словно это была одежда чумного. Впрочем, возможно, так оно и было. Халруджи еще долго чесался, не уверенный, что не подцепил от драганского колдуна какую-нибудь заразу.

Учитель подобрал новую одежду точно по его размеру – одежду странника. Кафтан с множеством карманов и потайных сумок, перчатки, которые защищали тыльную сторону руки, но оставляли открытыми ладонь и пальцы, брюки с длинным поясом, служившим также веревкой и материалом для перевязки ран, сапоги на мягкой подошве, которая позволяла чувствовать мелкие трещины в земле, но защищала от раскаленного песка, головной платок керха – все напоминало о временах, когда вселенную его мира занимала только школа. И, конечно, в мешке была повязка. Иман не забыл про нее, напомнив Арлингу, кем он являлся на самом деле.

Несмотря на настойку ясного корня, которая должна была превратить его во всемогущего демона, по меньшей мере, до конца ночи, боль в плече не унималась. Дотянувшись до лопатки, Регарди нащупал горячие узлы воспаленных рубцов, которых было слишком много для случайных порезов. Они тянулись от шеи, заканчиваясь в области поясницы. Старик исполосовал ему почти всю спину, особенно постаравшись над кожей в области лопатки. Ее поверхность была похожа на искореженную землетрясением долину – рубцы то вздымались горой, наслаиваясь друг на друга болезненными узлами, то перетекали в воспаленную плоскость натянутой кожи, грозившей лопнуть при каждом движении. Это было похоже на что угодно, но больше всего – на следы свежей татуировки. Маргаджан оставил на нем свою метку. Равнодушие к Даррену, в которое он заставил себя поверить, оказалось иллюзией. Линии рисунка прослеживались плохо, прерываясь буграми припухлой кожи, но Арлинг различил пересеченные круги, спирали и незнакомые буквы. В этом не было никакого смысла. «Нужно избавиться от нее немедленно», – подсказывал внутренний голос. Лучше сжечь. Регарди задумался, но тут его внимание привлек еще один запах, который, не спеша, струился из Затуты.

Пахло едой. Учитель подумал даже об этом. Только сейчас Арлинг понял, насколько проголодался. Полоски вяленого мяса, мешочек с сухими фруктами, зерновые керхские лепешки на меду и пара бурдюков с водой показались ему самым изысканным угощением в мире. Хлеб уже зачерствел, но Арлинг проглотил его, подобрав даже крошки. На языке взорвались сладкие бутоны меда, молока и ячменя, и хотя в животе яростно заурчало, он почувствовал себя счастливым. Это был пир на развалинах его жизни. На лице расплылась кривая усмешка. Как же мало ему было нужно для счастья. Татуировка потеряла значение, и Регарди решил, что вернется к ней позже. Например, когда выберется из Балидета. Мясо и фрукты он решил приберечь для дороги, хотя ему хотелось проглотить все припасы сразу, не оставив ни кусочка. Ведь там, в пустыне, о таких, как он, обычно заботятся духи-пайрики. Одинокие путники обречены в царстве песка и солнца. Добравшись до воды в бурдюке, Арлинг захмелел и привалился к Затуте. Может, его место было здесь, на руинах? Зачем что-то искать среди барханов, когда очевидно, что дорога кончалась в Балидете? На эти вопросы не было ответа.