Шрифт:
Она не сдавалась.
— Это мое право, дядя, раз у меня хорошая память и умение красиво говорить. — Это было ее право как потомка двух древних фамилий бардов, одна из которых — по линии матери — была королевских кровей, ибо ее дядя Бройчан был приемным отцом короля и его главным друидом.
Воцарилось долгое молчание. Джемма находилась рядом, стоя с кувшином в дверях. Она собиралась долить брату пиво, но вместе со своими двумя детьми стояла, не сводя взгляда с его лица. У нее перехватило дыхание.
— Вы поощряете ее в этом? — Бройчан посмотрел сначала на Джемму, затем на Гартнайта.
Гартнайт заговорил первым.
— Если в этом ее призвание, дядя, то разве не ясно, что ее поощряют боги? Без их вдохновения она не имела бы таланта, чтобы учиться у Друста. — Гартнайт говорил с гордостью и достоинством.
Брид подавила победную улыбку. Она хотела заключить его в свои объятия, но не сдвинулась с места.
Брочайн резко повернулся. Прошагав к одному из бревен, лежавших у огня для сидения, он туго затянул вокруг себя плащ и уселся.
— Декламируй, — скомандовал он.
Брид перевела дыхание и взглянула на Гартнайта. Тот хмуро кивнул. Своеволие его сестры, ее приступы неистовой ярости, пугавшие его, ее дикая врожденная сила будут обузданы и укрощены их дядей.
Она вышла вперед. Вначале слишком нервничала, чтобы произносить слова, затем каким-то чудом нервозность исчезла. Распрямив спину, она подняла голову и начала декламировать.
Ее учитель был человеком требовательным. Длинными зимними вечерами, сидя у огня, он выделил среди своих слушателей Брид, зная о ее происхождении и уме, и беспрестанно повторял длинные поэмы и истории, являвшиеся их наследием, пока она не смогла декламировать их без запинки. У Брид, как обнаружил Адам, была исключительно хорошая память. Она уже изучила основы того, что преподавали в школе бардов.
Наконец Бройчан поднял руку. Он кивнул.
— И в самом деле твой язык отмечен печатью богини. Это хорошо. Ты должна учиться дальше. — Он смотрел на нее несколько секунд, ясно видя зарождающуюся в ней силу, ее дикую, неукротимую связь с Хозяйкой. Он на мгновение нахмурился, по лицу прошла тень. В ней чувствовалась твердость, упорство, духовная целеустремленность, которыми, пока не наступил нужный момент, следует тщательно управлять. Он снова обратился к сестре. — Оба твоих ребенка талантливы, Джемма, и это хорошо. Как только этот монах Колумсил отправится на запад, откуда пришел, мы изгоним из страны бога Иисуса. Они помогут нам в этом.
Таким путем Брид можно использовать.
И сдерживать.
И ее кровь, как наследницы королей, может освежить и очистить землю, оскверненную человеком, посланным богом Иисусом.
4
— А там, где ты был?
Томас Крэг потратил всю ночь, обследуя холм. Небритый и изможденный, он остановился, тяжело опираясь на трость и стараясь отдышаться.
— Отец! — Адам сидел, превозмогая сон, на разогретом солнечными лучами камне, слишком усталый, чтобы проделать долгий путь до дома. — Извини. — Он с трудом поднялся на ноги, неожиданно испугавшись. — Я… — Он заколебался. — Я заблудился в тумане и подумал, что будет лучше остаться…
— Ты подумал, что будет лучше! — Страх и крайняя усталость Томаса быстро трансформировались в гнев. — Глупый, бездушный, самонадеянный ребенок! Неужели тебе не пришло в голову, что я волнуюсь за тебя? Неужели ты не понимал, что я проведу ночь без сна и буду заниматься твоими поисками? — Чувство вины и самобичевание, которые постоянно мучили его, с каждым днем отнимали у него все больше сил.
— Я не думал, что ты заметишь мое отсутствие, отец. — Адам отступил на шаг, хотя его тон был вызывающим.
— Ты… ты не думал, что я замечу!
— Да, отец. Ты на протяжении многих месяцев не замечал, дома я или нет. — Адам набрался смелости, чтобы говорить. — Ты вообще не замечаешь меня.
Он выдержал взгляд отца. Послышалось мяуканье канюка, поднимающегося с потоком разогретого воздуха все выше и выше над холмом. Ни один из них не взглянул вверх.
Молчание продолжалось целую минуту, затем еще одну. Адам затаил дыхание.
Неожиданно плечи отца поникли. Он опустился на камень и бросил у ног трость. Потер руками щеки, вздохнул и покачал головой.
— Извини. — Он тер себе глаза. — Извини. Ты, конечно, прав. Я веду себя непростительным образом.
Адам расположился футах в шести от него. Он ничего не говорил, его взгляд был направлен на лицо отца. Страх и вызов уступили место странному, свойственному взрослым состраданию к этому измученному человеку.
Наконец Томас поднял глаза.
— Тебе следует пойти домой и поесть.
Адам кивнул. Он медленно поднялся. Ноги с трудом подчинялись ему, он устал и неожиданно сильно проголодался.