Она провела за чтением почти час, потом оторвала от книги глаза, так как почувствовала, что у нее затекли ноги. Отложив книгу, она потянулась, зевнула и посмотрела на часы. Был десятый час. Джейн недоумевала. В доме стояла абсолютная тишина. Ни музыки, ни телефонных звонков, ни шагов по лестнице. Встав с постели, она подошла к двери, открыла ее и прислушалась. Из комнаты Келома не доносилось ни звука. Не надевая туфель, она в одних носках на цыпочках прошла по коридору, подошла к двери, прислушалась, затем подняла руку и постучала.

— Келом, Келом, дорогой, можно к тебе? — Ответа не последовало. Джейн насторожилась. Вероятно, он уснул. Осторожно она повернула ручку и открыла дверь. Комната утопала в темноте. Еще не включив свет, Джейн поняла, что Келома нет. Не веря глазам своим, она хорошенько огляделась. Его книги лежали там же, где он и оставил их, на письменном столе. Открытая папка с лекциями по химии находилась на кровати. На столе лежало еще надкушенное яблоко, которое окислилось и почернело на воздухе. Рядом стоял пустой бокал, по мутным остаткам которого можно было определить, что в нем раньше находилось имбирное пиво. Она огляделась еще раз, и сердце ее буквально замерло. Его рюкзак, который обычно хранился в шкафу, исчез. А вместе с ним улетучилась куртка с капюшоном, которая висела на двери.

— Он отправился в Уэльс, — сказала Джейн, стоя в дверном проеме кабинета Адама. — Должно быть, сел на попутку.

— Не выдумывай, он не может так поступить. — Адам выпрямился.

— Это правда. Он отправился к Джульетте. — Она едва сдерживалась, чтобы не расплакаться. — С ним ведь все будет в порядке, правда? Он очень разумный мальчик. — Она изо всех сил старалась убедить себя в этом.

— Нет, он совсем не такой. — Пребывая в какой-то прострации, Адам на минуту закрыл глаза, затем глубоко вздохнул. — Я совершенно не уверен в том, что он уехал именно туда. Господи Боже мой, он должен быть в школе в понедельник. Он не может вот так взять, все бросить и отправиться на уикенд в Уэльс. Скорее всего, он поехал к кому-нибудь из своих друзей, и если ты позвонишь им, то наверняка застанешь его, я в этом уверен.

— Он ненавидит, когда я звоню его друзьям. — Убитая горем, она подошла к стулу, стоящему рядом с электрическим камином, и села. — Наверное, мы очень плохие родители, Адам?

— Ты, должно быть, меня имеешь в виду?

— Нет. Я сказала «мы». Наверное, нам следовало относиться к нему с большим пониманием. Они ведь такие молодые. Мы тоже когда-то были молоды, Адам.

Он мрачно улыбнулся.

— Да, но мы не рисковали экзаменами.

— Он тоже не делает этого. Он не такой легкомысленный. Надо отдать ему должное.

— Я думаю, тебе лучше позвонить Лизе и предупредить ее в том случае, если он направился именно туда. — Адам нахмурился. — И, если это действительно так, ей лучше проводить его прямо на станцию и посадить в поезд, чтобы он вернулся домой, глупый мальчишка. Я знал, что-то обязательно должно случиться. Тебе надо было лучше присматривать за ним и следить за тем, что он делает.

— Мне? — Она вскинула брови, пытаясь справиться со вспышкой гнева. Адам всегда перекладывает на нее свои грехи и свои промахи. — Я что-то не помню, чтобы хоть когда-нибудь тебя настораживала дружба Келома и Джульетты. Ты всегда с одобрением относился к этому.

— То есть, по-твоему, я должен одобрять, когда такой впечатлительный молодой человек остается один в доме со всеми этими женщинами, занимающимися высоким искусством? — Он зло усмехнулся.

— В том доме только две женщины, Адам, и, кажется, Филипп прекрасно с ними ладит.

— Филипп очень старый, он не видит дальше собственного носа, — язвительно произнес Адам. — Тебе, как матери, следовало бы предвидеть: что-то обязательно случится.

«Моя вина. — Она кусала губы, чтобы попытаться сдержать в себе подступившие к горлу слезы. — Моя вина. Всегда и во всем виновата я».

Она неуверенно встала.

— Я пойду позвоню Лизе. — А почему он сам этого не сделает? Ведь он сидит за столом, и телефон в нескольких сантиметрах от него. И кажется, когда она входила, он как раз кому-то звонил. Но она ничего не сказала и медленно пошла по направлению к двери. — Адам?

Он поднял на нее свои глаза.

— А что случилось с нашим амулетом?

— Ничего. А что? — Он отвел глаза в сторону, и она с ужасом поняла, что на его лице в данный момент было и смущение, и чувство некоей вины. Она все-таки успела заглянуть ему в глаза, которые он пытался спрятать как можно дальше. Его щеки и лицо залились бледным румянцем.

— Адам, что, черт возьми, происходит?

— Я разбил его.

— Ты разбил его?

Он молча кивнул. Это Брид разбила его. Правда, он не понимал, как она могла сделать это, если была всего лишь видением. Нет, должно быть, он нечаянно смахнул амулет на пол, а затем наступил на него. Когда он проснулся, то собрал маленькие серебряные кусочки от деревца и от кристалла, чтобы соединить их, завернул в носовой платок и положил в нижний ящик высокого комода. Ему не пришло в голову сказать об этом Джейн или отнести амулет к ювелиру, чтобы хотя бы убедиться, есть ли хоть какая-нибудь возможность его починить. И вот сейчас он сидел и серьезно смотрел на свою жену, а на лице его было написано беспокойство. На ее висках появились седые волосы, и он знал почему. Он больше не хотел защищать себя от Брид. Ему хотелось мечтать о ней, запереться наверху в пустом доме, когда Джейн уезжала куда-нибудь, и предаваться вожделенным мечтам о хрупком и гибком теле Брид, о ее шелковых волосах и нежных упругих губах.