«Впрочем, я давно уже не тот».

Да, он действительно сильно изменился по сравнению с тем последовательным геоцентриком, каким был когда-то; это он видел хотя бы по недоумению на лице Себастьяна. Его друг верно и с толком служил Панарху на посту регата, преодолел за свою карьеру много тысяч световых лет, но так и остался нижнесторонним до мозга костей. Во всяком случае, жаргон высокожителей оставался для него бессмысленной тарабарщиной.

— Древняя разновидность инфоснаряда, — пояснил Танри. — Не такая хитроумная, как нынешние, конечно, но вполне эффективная. Она таилась в скоплении обломков, выпущенных с синка Банн-Утуло.

— Последний из тех сюрпризов, о которых вы говорили сегодня, — из числа заготовленных вашими недоверчивым предшественником? Ирония и паранойя в равных пропорциях? — Уголки губ Себастьяна чуть изогнулись в улыбке.

— Именно так! — усмехнулся Танри. — Возможно, поэтому он до сих пор известен как Глефин Угрюмый — единственный из всей династии Фазо, начисто лишенный чувства юмора. Этой своей каверзой он, например, очень гордился.

Еще один беззвучный удар сотряс штабное помещение, и на этот раз он сопровождался волной тошноты. Танри поднял глаза на Себастьяна и увидел по его лицу, что тому тоже дурно.

Танри повернулся к экрану — там загорелся огонек, означающий, что компьютер подстраивается. Краешком сознания он отметил про себя, что задержка сигнала составляет почти шесть секунд. Напряжение Щита сказывалось на работе компьютеров.

— Жаль только, мы не можем подарить остальным их эсминцам ничего серьезнее булавочного укола, — продолжал он, помолчав немного. — Впрочем, рядом с ними и обломков меньше.

Внезапно рядом с одним из двух оставшихся рифтерских кораблей сверкнула вспышка, и маленькое светлое пятнышко стремительно рванулось из этой точки к нему. Два пятна — большое и крошечное — слились в одно, и техники за пультами встретили это восторженными криками.

— Попадание абордажной шлюпки в «Цветок Лит». — Голос Бикары почти не выдавал её возбуждения, а руки продолжали неторопливо, но уверенно порхать над клавишами. — Никаких радиосигналов не перехвачено.

— Им сейчас хватает хлопот и без того, чтобы предупреждать других рифтеров, — заметил Танри.

Омилов снова не услышал в его голосе и тени раздражения, и в который раз восхитился выдержкой своего друга. Они помолчали еще немного; тишину нарушали только редкие доклады Бикары о тактической обстановке. От морской пехоты не было ни слова. «Как мы узнаем, если они потерпят неудачу? — подумал Омилов, но тут же вспомнил лицо рифтера. — Уж он-то, несомненно, известит нас об этом — вместе с ультиматумом».

— Леггем Филд докладывает о готовности к старту, — сообщила Бикара.

— Отлично, — кивнул Танри.

Спустя несколько секунд рядом с третьим рифтерским эсминцем сверкнула маленькая искорка, но прежде чем Омилов успел спросить у Архона, что это, окно на экране, показывавшее корабль, вспыхнуло яростным светом и на минуту померкло. «Эстил», — вспомнил Омилов, и испытал вдруг удовольствие от того, что может понять хотя бы часть того потока информации, в котором так свободно ориентировался Архон. Когда окно включилось снова, от эсминца не оставалось уже ничего, кроме бесформенного светлого клубка.

— Глефин Угрюмый смеется последним! — воскликнул Омилов. — Что это было?

Танри довольно ухмыльнулся.

— Это, мой друг, была гигатонная атомная бомба четырехсотпятидесятилетней давности. Как видишь, его старое завещание исполнилось. Старину Глефина до слез огорчало то, что ему так не доведется увидеть свои ловушки в действии, так что он завещал забальзамировать себя после смерти и замуровать в это оружие — по его словам, он вложил в эту штуку так много труда, что хочет присутствовать при том, когда она сработает. Собственно, мой пра-пра-прадед только поэтому и оставил ее, когда очищал ближний космос в правление Берджесса II.

Омилов от души рассмеялся — скорее от облегчения, чем от забавности ситуации. Танри подмигнул ему и тоже рассмеялся, когда на экране высветилась надпись: «ГЛЕФИН — 1; РИФТЕРЫ — 0», — встреченная радостными криками и улюлюканьем с рабочих пультов.

Узкое лицо Бикары на мгновение осветилось улыбкой, потом она кивнула на экран:

— Щит отворяется.

Они увидели на экране светящуюся воронку с маленькой зеленой черточкой стартующего бустера посередине. Потом зеленая нить оборвалась и отверстие в Щите дернулось и исчезло — за секунду до того, как комната содрогнулась от нового толчка. Все затаили дыхание, следя за крошечной точкой — рвущимся на свободу бустером.

— Двадцать секунд до границ радиуса огня рифтеров. Никакой информации ни с «Когтя», ни от пехотинцев.

— Почему они не стреляют? — спросил Омилов, глядя на неподвижно висящий в космосе эсминец.

— Они ослеплены — у них нет возможности целиться, — ответил Танри не оборачиваясь, и Омилов удержался от дальнейших расспросов.

Следующие пятнадцать секунд протекли как в кошмарном сне. Маленькая светлая точка — последняя надежда Танри — карабкалась верх мучительно медленно, эсминец продолжал висеть, не подавая признаков жизни. Впрочем, менее опасным он от этого не стал.