В результате войска фронта оказались расчлененными на две части – северную (5-я армия – Коростенский укрепрайон) и южную – (6-я, 26-я и 12-я армии, Новгород-Волынский и Литечевский укреп-район).

Против них действовали 27 пехотных дивизий 6-й и 17-й армий противника, а между ними вырвавшаяся на 150 км вперед 1-я танковая группа (9 танковых и моторизованных дивизий).

17 июля Власова вызвали в Киев.

16 июля 1941 г. И.В. Сталин подписал постановление Государственного комитета Обороны Союза ССР. В нем он впервые с начала войны довел до главнокомандующих, Военных советов фронтов и армий, командующих военных округов, командиров корпусов и дивизий, «что отдельные командиры и рядовые бойцы проявляют неустойчивость, паникерство, позорную трусость, бросают оружие и, забывая свой долг перед Родиной, грубо нарушают присягу, превращаются в стадо баранов, в панике бегущих перед обнаглевшим противником». Вождь просит принять строжайшие меры против трусов, паникеров, дезертиров:

«Паникер, трус, дезертир хуже врага, ибо он не только подрывает наше дело, но и порочит честь Красной Армии – поэтому расправа с паникерами, трусами и дезертирами и восстановление воинской дисциплины является нашим священным долгом, если мы хотим сохранить незапятнанным великое звание Воина Красной Армии…»

Далее, в постановлении назывались фамилии 7 генералов и 2 полковых комиссаров, которых ГКО арестовал и предал суду военного трибунала «за позорящую звание командира трусость, бездействие власти, отсутствие распорядительности, развал управления войсками, сдачу оружия противнику без боя и самовольное оставление боевых позиций». Среди девяти человек первой в этом списке стояла фамилия бывшего командующего Западным фронтом.

Генерала армии Дмитрия Григорьевича Павлова арестовали 4 июля 1941 г. в Довске по распоряжению ЦК. Первый допрос бывшего командующего начался 7 июля в 1 час 30 минут. Его допрашивали двое: временно исполняющий должность зам. начальника следчасти 3-го Управления НКО СССР старший батальонный комиссар Павловский и следователь 3-го Управления НКО СССР младший лейтенант госбезопасности Комаров. Интересно, что уже со второго вопроса следователя было понятно, в чем его хотят обвинить:

«В таком случае приступайте к показаниям вашей предательской деятельности.

Ответ: Я не предатель. Поражение войск, которыми я командовал, произошло по не зависящим от меня причинам.

Вопрос (третий): У следствия имеются данные, говорящие за то, что ваши действия на протяжении ряда лет были изменническими, которые особенно проявились во время вашего командования Западным фронтом.

Ответ: Я не изменник, злого умысла в моих действиях, как командующего фронтом, не было.

Я также невиновен в том, что противнику удалось глубоко вклиниться на нашу территорию.

Вопрос: Как же в таком случае это произошло?»

И Дмитрий Григорьевич излагает обстановку, при которой начались военные действия. Следователи по ходу его рассказа лишь подбрасывают вопросы.

Но где-то около 16 часов они возвращаются к тому, с чего начали:

«Вопрос: Если основные части округа к военным действиям были подготовлены, распоряжение о выступлении вы получили вовремя, значит, глубокий прорыв немецких войск на советскую территорию можно отнести лишь на счет ваших преступных действий как командующего фронтом.

Ответ: Это обвинение я категорически отрицаю. Измены и предательства я не совершал».

Следователь уточняет свой вопрос:

«Вопрос: На всем протяжении госграницы только на участке, которым командовали вы, немецкие войска вклинились глубоко на советскую территорию. Повторяю, что это результат изменнических действий с вашей стороны.

Ответ: Прорыв на моем фронте произошел потому, что у меня не было новой материальной части, сколько имел, например, Киевский военный округ».

И вот кульминация первого допроса, который закончился в 16.10:

«Напрасно вы пытаетесь свести поражение к не зависящим от вас причинам. Следствием установлено, что вы являлись участником заговора еще в 1935 г. и тогда еще имели намерение в будущей войне изменить родине. Настоящее положение у нас на фронте подтверждает эти следственные данные».

Но Павлов не сдается.

«Ответ: Никогда ни в каких заговорах я не был и ни с какими заговорщиками не вращался. Это обвинение для меня чрезвычайно тяжелое и неправильное с начала до конца. Если на меня имеются какие-нибудь показания, то это сплошная и явная ложь людей, желающих хотя чем-нибудь очернить честных людей и этим нанести вред государству».

Следующий допрос (9 июля 12 часов) Павловский и Комаров начинают со «старой песни»:

«Следствие еще раз предлагает вам рассказать о совершенных вами преступлениях против партии и советского правительства».

Но Дмитрий Григорьевич упорно уходит от главного. Следователям же просто необходимо услышать то, что они хотят:

«Вы расскажите о своей организационной связи по линии заговора с Уборевичем и другими.

Ответ: Организационно по линии заговора я связан ни с Уборевичем, ни с другими не был. Будучи приверженцем Уборевича, я слепо выполнял все его указания, и Уборевичу не нужно было вербовать меня в заговорщическую организацию, так как и без этого я был полностью его человеком».