Шрифт:
(ЦГА ОР СССР, фонд 9501, опись 5, ед. хр. 7., л 22)
Следовательно, СССР все же присоединялся к Женевской конвенции в 1930 г., но до сих пор этот факт либо умалчивается, либо вовсе отрицается историками.
Тот же К.М. Александров, исследователь власовского движения, написал:
«Отказ СССР подписать Женевскую конвенцию 1929 г. о военнопленных во многом предвосхитил те нечеловеческие условия дулагов и шталагов, в которых оказались уже в 1941 г. миллионы военнослужащих РККА. Для многих единственным шансом выжить становилось вступление в восточные войска вермахта…»
Получается, что признание и утверждение неприсоединения СССР к Женевской конвенции – самое лучшее объяснение предательства, измены и вообще сотрудничества с врагом советских военнопленных.
Но нельзя забывать, что противоборство фашистской Германии и Советского Союза было не на жизнь, а на смерть. О каком-либо диалоге Гитлера со Сталиным после 22 июня речи быть не могло.
Так каким же образом Сталин мог договориться о помощи своим военнопленным с Гитлером, если его солдаты потеряли право согласно фашистской идеологии на обращение как с честными солдатами?
Вообще вопрос об обращении с советскими военнопленными нужно рассматривать в контексте национал-социализма, бредовых, но ужасных планов и идей Гитлера и всей идеологии фашизма.
Известно, что в проведении репатриации участвовали сотрудники органов контрразведки «Смерш» для проверки бывших военнослужащих, а гражданских лиц – сотрудники «Смерш», НКГБ и НКВД в составе проверочных комиссий. Срок проверки предполагался не более 1 – 2 месяцев.
Речь шла о проверке миллионов советских граждан. В целях организованного приема и содержания бывших военнопленных и репатриируемых в тыловых районах фронтов были сформированы: 2-й Белорусский – 15, 1-й Белорусский – 30, 1-й Украинский – 30, 4-й Украинский – 5, 2-й Украинский – 10, 3-й Украинский – 10 лагерей на 10 000 человек каждый. В ходе проверки всех делили на три категории:
1. Враги советской власти, предатели, изменники и т. д. Те же власовцы и казаки.
2. Незапятнанные сотрудничеством с врагом – «относительно чистые».
3. Меньшинство, сумевшее на Западе проявить лояльность к советскому режиму.
К лету 1945 г. на территории СССР действовало 43 спецлагеря и 26 проверочно-фильтрационных лагерей. На территории Германии и других стран Восточной Европы действовали еще 74 проверочно-фильтрационных лагеря и 22 сборно-пересылочных пункта.
За 1944 – 1945 гг. были осуждены свыше 98 тыс. репатриантов. В следственных тюрьмах содержалось еще свыше 42 тыс. человек. Всего в СССР было репатриировано свыше 1 млн 866 тыс. бывших военнопленных и свыше 3, 5 млн гражданских лиц. Отказались вернуться в СССР свыше 450 тыс. человек, в том числе около 160 тыс. бывших военнопленных.
Ко времени окончания Второй мировой войны на территории Германии и Австрии, частично во Франции, Италии, Чехословакии и некоторых государствах Западной Европы находилось до 110 тыс. казаков.
Из них до 20 тысяч в Казачьем стане и до 45 тыс. – в Кавалерийском корпусе Гельмута фон Паннвица.
Большинство из них было выдано Советскому Союзу союзниками.
Сегодня впечатлительно эту выдачу называют трагической страницей жизни казаков.
Но в 1942 г., когда немцы вступили на их земли, они встречали захватчиков хлебом-солью, а потом сотрудничали и воевали на их стороне против своих же соотечественников.
Именно это стало главной причиной эвакуации этих казаков, отметим – меньшинства, когда немцев погнали обратно туда, откуда они пришли.
При этом казаки взяли с собой жен и детей, и Казачий Стан начал свое путешествие на Запад.
Думаю, что не сложно ответить на вопрос: кем являлись казаки Казачьего стана для Советского государства?
Ответ звучит однозначно: пособниками оккупантов. Людьми, предавшими свою родину и свою землю.
Поэтому их выдача была обоснованной и морально и юридически.
А вот зачем казаки брали с собой детей и жен на невероятные лишения, лично мне – непонятно.
По сути, они не пожалели их, сделав своими заложниками…
5.
Внучатый племянник П.Н. Краснова – Н.Н. Краснов вспоминал после возвращения на Запад:
«Проводил время Петр Николаевич в тюрьме на Лубянке, где мы вместе с ним сидели, так.
В семь с половиною – восемь часов утра он просыпался, так как приносили в камеру хлеб. Потом, около восьми с половиною часов, мы шли в уборную, причем я нес парашу, чтобы ее мыть в уборной, а Петр Николаевич шел туда, опираясь на палку и неся в одной руке стеклянную «утку», он не мог пользоваться парашей…
Когда Краснов шел в уборную и обратно, его сбоку всегда поддерживал дежурный офицер, так как раз случилось, что в самом начале, после его прихода из больницы в тюрьму, он споткнулся и упал, разбив себе нос.
В уборной нас с ним по поручению врача не торопили, хотя для всех был срок в уборной всего двенадцать минут, мы же часто оставались там 20 – 25 минут.
В девять с половиною утра приносили завтрак: ячменный кофе и сахар.
После завтрака – в 10 часов Петр Николаевич ложился спать и спал до 11.30, когда его одного опять пускали в уборную. В 12 – 13 ч. был обед.
В 13 с половиною – 14 часов его обыкновенно вызывали на допрос.
В 17 с половиною – 18 часов он возвращался, и приносили ужин, после чего он немного читал, и мы много разговаривали.
Книги для чтения он получал из тюремной библиотеки, которая на Лубянке была довольно обширна. Кроме русских книг, были и иностранные.
Вечером еще раз выводили в уборную, а в 22 ч. отбой, и мы ложились спать».
Генерал П.Н. Краснов на Лубянке получал особое питание, которое ему приносили отдельно.
В паек атамана входило:
1 кг 200 г белого хлеба и девять кусков сахара. Завтрак: блин или рисовая каша или яйцо. Обед: суп или борщ, кусок жареного мяса с гарниром и компот. Ужин: каша или пюре картофельное с куском селедки.
Следователь называл его по имени и отчеству и разговаривал с ним исключительно вежливо, на «Вы».
За четыре месяца, первые два месяца его вызывали на допрос каждый день, кроме воскресений, а потом два раза и раз в неделю.