Мы хоронили Истомина, а неприятель громил по-прежнему своими выстрелами его Малахов курган и Камчатку, как называли солдаты Камчатский люнет. Под прикрытием этого огня французы начали вести свои подступы не далее как в 40 саженях от наших ложементов. Чтобы удалить неприятеля и вместе с тем уничтожить его работы, решено было в ночь с 10 на 11 марта произвести усиленную вылазку. В состав отряда назначено девять [12] батальонов, общее начальство над которыми принял генерал-лейтенант Хрулев, назначенный еще 4 марта начальником войск на Корабельной стороне и на передовых позициях левого фланга.

В то же время контр-адмирал Панфилов получил приказание для развлечения сил неприятеля отправить со своего 3-го бастиона два отряда охотников для атаки английских траншей. Капитан 2 ранга Будищев и лейтенант Бирюлев назначены начальниками этих отрядов. Известие о вылазке, несмотря на желание сохранить его в тайне, скоро облетело весь севастопольский гарнизон и было принято с восторгом.

– Знаешь новость? – спрашивали офицеры другу друга.

– Нет.

– Прикидываешься – дело секретное, правда, но, верно, знаешь.

– Нет, право не знаю.

– Сегодня большая вылазка.

– Будто?

– С Камчатки Хрулев пойдет.

– Господи помоги! Господи помоги! – говорил каждый с пожеланием полного успеха нашему оружию.

Стояли лунные ночи, и потому приказано начать наступление не ранее 11 часов, когда скроется луна.

В восемь часов вечера стали собираться на Малаховом кургане люди, которые должны были идти в голове отрядов и охотников. Два батальона Камчатского полка залегли в ложементах перед люнетом того же имени; по бокам его расположились войска, назначенные на вылазку: с правой стороны люнета стал батальон Днепровского полка, два Волынского и один Углицкого полка, а с левой – два батальона Днепровского полка. За войсками и правее Камчатского люнета стал батальон моряков 35-го и 44-го флотских экипажей, предназначенных для уничтожения неприятельских траншей.

Правый фланг атаки поручен был командовавшему Камчатским полком полковнику Голеву, а левый – командовавшему Днепровским полком подполковнику Радомскому.

Личность Ивана Петровича Голева была одна из замечательнейших при славной защите Севастополя. Человек скромный и в высшей степени честный, Иван Петрович во все время своей боевой деятельности вращался в кипятке, там, где было жарче. Одиннадцать ночей сряду он воздвигал на страх врагам грозный Камчатский люнет и, как сейчас увидим, в предстоящем ночном нападении был одним из главных виновников блестящей победы.

В девять часов вечера войска были на своих местах – и ожидали только приказания начинать.

На небе светила луна, под ней пробегали облака, тень которых расстилалась по земле черными полосами и пятнами, принимаемыми молодыми солдатиками за вражьи колонны. Но вот две тени принимают вид правильных четырехугольников и, приближаясь все ближе и ближе, открывают сильный ружейный огонь, вследствие которого наши стрелки должны были уступить свое место врагу, вдвое сильнейшему. Цепь наша покинула переднюю линию ложементов – французы заняли их. Имея намерение предупредить нас и ожидая нашего нападения, неприятель двинул вперед значительные отряды. При первых выстрелах генерал-лейтенант Хрулев прибыл на место. Окинув взглядом окружающую местность, он видел, что медлить нечего, что надо пользоваться случаем, пока французы не успели усилить себя свежими войсками, и что поэтому нечего ожидать наступления темноты.

По данному сигналу два батальона Камчатского и два батальона Днепровского полков двинулись в атаку. Едва только наши войска тронулись со своих мест, как французы открыли сильный огонь из орудий и штуцеров.

– Вишь как строчат, – говорили наши солдатики, подвигаясь вперед.

Бросившись без выстрела в штыки, камчатцы и днепровцы выгнали неприятеля из наших ложементов и на его плечах ворвались в траншеи. По пятам за камчатцами и днепровцами шли моряки, которым было приказано разрушать неприятельские работы. Клонившаяся к горизонту луна освещала место кровавого побоища. Стрельба из орудий и штуцеров, крики «Ура!» и лязганье оружия – все смешивалось в один протяжный стон, покрывавший всю окрестность.

– Где наши? – раздался в это время голос сзади одного из резервов.

Один из участников боя обернулся. Перед ним стоял иеромонах Иоанникий Савинов или, как звали его солдаты, Аника 3-й. Луна освещала бледное лицо его, на котором, впрочем, не было заметно ни страха, ни волнения; огонь душевный отражался в глазах его; на нем была епитрахиль, а в руках держал он крест.

– Где же наши? – повторил он почти умоляющим голосом.

– Кто ваши, батюшка?

– Моряки.

– Они впереди, но там не ваше место, пойдите на перевязочный пункт.

– Мое место там, – отвечал пастырь, – где утешают в страданиях, где приготовляют к смерти.

В это время раздался второй залп, сильнее первого, и монах кинулся вперед. Французы, получив подкрепление, бросились снова на наши батальоны, что заставило полковника Голева ввести в дело третий батальон своего полка. Неприятель был отброшен далеко назад. Три батальона Камчатского полка и два батальона Днепровского были уже в неприятельских траншеях и вытесняли французов за вторую их линию. Подступы их остались сзади наших войск, и четыре роты моряков разрушали их.