Так, уже в ноябре 1941 года, после организации первых отрядов самообороны, ходили слухи, что татары собираются вырезать русские деревни и даже кое-где уже режут русское население. Пока это делалось втайне от оккупантов, так сказать в порядке частной инициативы. Однако уже зимой 1942 года руководители Бахчисарайского и Алуштинского мусульманских комитетов обратились к немецким властям с предложением уничтожить всех русских. Известно, что немцы никак не отреагировали на это. Тем не менее сам факт обращения стал достоянием местного татарского населения, которое на свой страх и риск начало расправляться с русскими. Например, такие этнические чистки имели место в Бахчисарайском районе, а именно в деревнях Верхний Керменчик и Бия-Сала [392] .

Несмотря на то что эти события так и не стали системой, не вызывать тревоги у русских они тоже не могли. И, самое интересное, большинство из них начали склоняться к мысли, что в таком положении виноваты не только и не столько немцы. Один из свидетелей событий оккупации так в целом отразил эти настроения: «Русский человек, – писал он, – в тот момент должен был быть в несколько раз осторожнее… и видеть двух врагов: это фашистов и подавляющее большинство татар, из-за которых погибло много партизан в лесу, подпольщиков и других. Кроме того, татары хотели вместе с немцами… уничтожить русских в Крыму» [393] .

Забегая несколько вперед, следует сказать, что такие настроения в среде русского населения сохранились до самого конца оккупации. Более того, подавляющая его часть вполне нормально восприняла депортацию крымских татар. И не потому, что питало к ним какую-то «иррациональную ненависть», как пишут сейчас некоторые протатарские историки. Просто очень был еще свеж страх, который пережили многие русские в 1942–1943 годах.

Благосклонное поначалу отношение немцев к РОА показало крымско-татарским националистам, что с дискриминацией русских (в определенной степени) покончено. А немецкая национальная политика в Крыму выходит на новые позиции. Одной из таких позиций должно было стать сотрудничество между коллаборационистами из различных национальных групп, а не их противопоставление, как это имело место раньше. В связи с этим будет небезынтересно упомянуть тот факт, что в крымских частях РОА служили не только русские, но и крымские татары. Это подтверждает целый ряд публикаций в «Голосе Крыма», свидетельствующих о «совместной борьбе татар и русских против большевизма»: «Плечом к плечу с РОА», «Борьба татар против большевизма», «Голос крови зовет меня» и т. п. Основной смысл этих статей можно выразить следующей фразой из одной из них: «Победа или смерть! Плечом к плечу с Русской Армией мы пойдем на борьбу за наше освобождение» [394] .

В крымско-татарской прессе можно было встретить такие же высказывания. Так, 28 апреля 1943 года орган Симферопольского мусульманского комитета газета Azat Kirim опубликовала передовую статью со следующим пассажем: «Русские интиллегенты, военные офицеры и крестьяне своим объединением вокруг генерала Власова показали, что они вышли на правильную дорогу. Отныне на фронтах татары, украинцы и донско-кубанские казаки не одиноки: в их ряды включаются и русские добровольцы. Отныне наступление, начатое из областей, освобожденных благодаря германским войскам, будет всеобщим наступлением наций, которые являются братьями по оружию» [395] .

В дальнейшем развитие военного сотрудничества коллабрационистов должно было привести к сотудничеству политическому. В январе 1944 года так и произошло. Речь идет о проекте генерал-полковника Э. Йенеке, направленного на создание в Крыму местного правительства, куда должны были войти представители трех наибольших национальных групп полуострова – русских, украинцев и крымских татар. О том, к чему привел этот замысел, было достатоточно сказано выше, поэтому здесь не имеет смысла повторяться.

Естественно, что все местное руководство РОА было тесно связано с органами немецкой пропаганды, а именно со штабом пропаганды «Крым» – главным инструментом психологической войны на полуострове. Его начальник обер-лейтенант Фрай, в частности, рекомендовал своим подчиненным использовать офицеров РОА «для непосредственного разъяснения обстановки и использования в качестве докладчиков на радио и в печати» [396] .

Например, 11 июня 1943 года капитан Б. Ширяев прочитал собравшимся в алуштинском «Доме воспитания» учителям лекцию на тему «Немецкая система воспитания как основа высокого жизненного уровня в государстве». Другие офицеры-пропагандисты, такие как капитаны Л. Станиславский, Г. Барятинский, А. Таманский и другие, активно выступали со статьями в местной печати, а поручик Константин Быкович даже стал впоследствии главным редактором газеты «Голос Крыма» [397] .

Пропагандисты РОА также привлекались для подготовки листовок и воззваний, обращенных к бойцам Красной армии и крымским партизанам, в которых последние призывались переходить на сторону немцев. При их участии были составлены листовки со следующими характерными названиями: «Братья красноармейцы!», «К офицерам и солдатам Красной Армии», «Товарищ, один вопрос!..» и т. п. [398]

В конце июля 1943 года в добровольческих формированиях, лагерях военнопленных и немецких дивизиях, расположенных в Крыму и имеющих русских добровольцев, появились выпускники школы в Дабендорфе – офицеры-инспектора РОА, призванные «следить за физическим и моральным состоянием своих соотечественников» [399] . Это было еще одной из обязанностей офицеров РОА, и на территории Крыма в том числе.

Как известно, весь 1943 года прошел под знаком ухудшения положения германских вооруженных сил на Восточном фронте. Это, естественно, не могло не сказаться на ситуации с РОА, и в Крыму в том числе. Например, уже в январе 1944 года в одном из отчетов штаба пропаганды «Крым», озаглавленном «Об откликах населения на немецкую пропаганду», было отмечено некоторое ослабление энтузиазма крымчан и местных властей по поводу РОА. В газете «Голос Крыма», говорилось в этом отчете, «…совершенно не пишется о РОА. Нужно было что-нибудь писать о ней, даже если она используется где-то на Итальянском фронте» [400] .