Марксисты утверждали, что «гражданская война – это наиболее острая форма классовой борьбы за государственную власть между классами и социальными группами внутри страны» [37] . Однако это также один из примеров упрощения проблемы, когда в качестве единственной причины такого сложного явления, каким, безусловно, является гражданская война, берется только один социальный фактор. Тогда как вся мировая история свидетельствует о том, что причины гражданского противостояния лежат гораздо глубже – в сфере ценностей. Гражданские войны возникают там и тогда, когда одна часть общества перестает разделять те ценности, которые являются базовыми для другой части. И они не обязательно классовые или социальные [38] .

Все это и дает нам основания утверждать, что некоторые события истории Второй мировой войны нельзя объяснить только немецко-советским противостоянием. По своим причинам они намного сложнее и имеют характер типичной гражданской войны, со всеми присущими ей основными особенностями. Этих причин, мелких и значительных, было много. Однако зачастую гражданская война на оккупированных советских территориях проходила в трех «измерениях»: политическом, национальном и военном. Обычно имело место сочетание не более двух таких «измерений», характерных для каждого из оккупированных регионов и вытекающих из особенностей его исторического развития. Но только один из них является на этом фоне действительно уникальным. Это – Крым, где гражданская война в период немецкой оккупации протекала во всех трех «измерениях», которые к тому же настолько переплелись между собой, что понять причины одного невозможно без изучения другого.

Непременным атрибутом почти всех гражданских войн является иностранная военная интервенция, цель которой поддержать одну из противоборствующих сторон [39] . Гражданская война образца 1941–1944 годов также происходила в условиях иностранного вмешательства. Однако в отличие, например, от конфликта 1918–1922 годов она была вызвана этим вмешательством, являлась его следствием. Конечно, гражданское противостояние в ходе Второй мировой войны – это одна из страниц ее истории. Тем не менее это одновременно и часть истории немецкой оккупационной политики на советских территориях, которая оказала существенное влияние на все «измерения» этого конфликта.

Важной составляющей немецкой оккупационной и национальной политики являлось привлечение населения оккупированных советских территорий к сотрудничеству. Поэтому имеет смысл сказать несколько слов о проблеме коллаборационизма.

В советской исторической литературе всех, кто сотрудничал с военно-политическими структурами нацистской Германии, было принято изображать только с негативной стороны и одновременно крайне упрощенно. Это, естественно, не способствовало пониманию такого общественно-политического явления, каким был коллаборационизм. В реальности это явление было намного сложнее и на всем протяжении своего существования зависело от целого ряда факторов, которые оказывали на него то или иное влияние.

На наш взгляд, к понятию «коллаборационизм» подходит следующее определение: это добровольное сотрудничество с нацистским военно-политическим руководством на территории Германии или оккупированных ею стран, с целью установления или укрепления нового административно-политического режима. Исходя из сфер такого сотрудничества принято выделять политическую, административную, военную, экономическую, культурную и бытовую разновидности коллаборационизма. А к наиболее активным относить три первые разновидности. Таким образом, административный коллаборационизм – это работа в органах местного «самоуправления», организованных при поддержке оккупантов. Политический коллаборационизм – участие в деятельности всевозможных «правительств», «советов» и «комитетов», созданных с целью получения власти и влияния на политику оккупантов. Наконец, военный коллаборационизм – это служба в силовых структурах нацистской Германии (вермахт, войска СС и полиция) [40] .

Другой крайностью, свойственной, например, западной историографии, является попытка поставить советский коллаборационизм в один ряд с похожими явлениями, которые имели место в оккупированной нацистами Европе [41] . Действительно, между ними есть много схожего. Тем не менее, и это следует подчеркнуть, советский коллаборационизм был, по сути, продолжением событий Гражданской войны 1918–1920 годов, а его предпосылками послужили особенности общественно-политического развития предвоенного СССР. Среди них прежде всего следует назвать репрессии, коллективизацию, религиозные притеснения и т. п.

К предпосылкам, повлиявшим на появление коллаборационизма, также следует отнести и такие, которые имели более глубокий характер и складывались на протяжении более длительного исторического периода. Среди них наиболее существенными являлись национальные противоречия. В годы революции и Гражданской войны произошло их значительное обострение, выведшее национальный вопрос из культурной сферы в сферу политическую. Поэтому за двадцать послереволюционных лет национальные противоречия могли быть только внешне разрешены советской властью и имели значительный конфликтогенный характер.

К началу 1940-х годов эти предпосылки привели к тому, что в определенной части советского общества оформились стойкие протестные настроения, вылившиеся в ряде случаев в повстанческое движение [42] .

Все перечисленное можно назвать внутренними предпосылками. Однако были еще внешние факторы, которые также сыграли свою роль. К таким факторам можно отнести немецкие геополитические планы по поводу Советского Союза, деятельность антисоветской эмиграции и ее место в рамках этих планов. После начала Великой Отечественной войны к ним прибавилось еще два существенных фактора: особенности немецкого оккупационного режима в том или ином регионе СССР и положение на фронтах [43] .