Салана стыдливо прикрыла левый глаз, но правый, старческий, не закрылся и глядел по-прежнему с дикой безучастностью. Этой половине тела было уже неведомо чувство стыда. Аркадию вспомнилось, как в годы студенчества, на работах в горах страшноватой планетки Лахезы, один из их отряда свалился со скалы и у него парализовало половину тела. Когда его уложили в постель, он лежал вот такой же, наполовину живой, наполовину омертвелый. Аркадий мысленно возразил своему воспоминанию: там был единый человек, у него временно отказала половина тела, но он остался в своем возрасте. А здесь были два существа в едином теле, чудовищно разные существа, немыслимо совмещенные, – и каждое жило своей особой жизнью.

Аркадий оглянулся. Повсюду в пещере лежали мохнатые тела, наполнявшие воздух стонами, рычанием, резким запахом ран. Между лежащими расхаживали здоровые хавроны, их было меньше. Наверно, ходящие – те, которым удалось первыми вскочить в пещеру, когда грянул хроноворот; а искалеченным и раненым не удалось спасение в экранированное каменной толщью убежище.

– Надо бы ее перенести в местечко поудобней, – сказал Асмодей. – Здесь слишком много раненых.

– Где ты найдешь местечко, свободное от раненых?

– Уже нашел. Вон там, где сложены наши аппараты и твоя еда. Там Клаппа и его охрана, а раненых нет. Салану понесу я. Скажи Ланне, что он может спокойно доверить мне это без предварительного размышления. Пусть только глядит и не мешает.

Аркадий шел впереди, выбирая дорогу между лежащими, за ним двигался Асмодей – Салана покорно лежала на его руках. Ланна то отставал, то шел рядом и, тихо повизгивая, что-то телепатировал своей подруге.

Предводитель хавронов заворчал, что нехорошо без его разрешения менять места в убежище. Несколько охранников потеснились, Асмодей положил Салану на освободившееся место. Ланна прикорнул с ней рядом. Асмодей обратился к Клаппе:

– Ты разрешил нам взять припасы и вообще, все что нам понадобится, – кроме оружия, так?

– Всё, что не опасно для нас, – проворчал Клаппа. Обезьяноликий офицер уже так хорошо освоил человеческий язык, что не только словами, но и тоном мог передавать одобрение и недовольство. Ланна не преувеличивал, уверяя Аркадия, что тот скоро сумеет хорошо объясняться с воинами рангунов на своем языке.

– Помоги разобраться в предметах, – сказал Асмодей Аркадию.

Отобранные у хронавтов вещи были не свалены в кучу, а аккуратно разложены. У Асмодея вырвалось радостное восклицание, когда он увидел, что компьютер личин тоже лежит среди прочих предметов.

– Зачем он тебе? – удивился Аркадий. – Ведь он поврежден. Только одну личину и можешь добавить к своему прекрасному образу № 17.

– Две, а не одну, зато какие! Бык, извергающий пламя из золотых рогов, и огнедышащий дракон с радиоактивными излучателями вместо глаз. Каждая личина на мощность в десяток киловатт. А номер семнадцатый, хоть и самый красивый, но всего на полкиловатта – максимум три мушкетера в теле одного маркиза. К тому же я пообтрепался – уже не парадная одежда, а рубище. И шпага сломана. Вообще для серьезной битвы дракон или бык эффективней маркиза.

– Жаль, что среди набора личин нет облика хаврона, – посетовал Аркадий. – Тогда бы ты сумел выскользнуть из пещеры и как-нибудь добраться до «Гермеса», чтобы вызвать помощь.

– Я бы добрался, Аркадий! Можешь не сомневаться.

Аркадий и Асмодей возвратились к дилонам. Асмодей прижимал к груди компьютер личин. Клаппа скосил на него глаза, что-то проворчал, но отбирать не стал, громоздкая штука на оружие не походила. Аркадий сел около Ланны, тот лежал рядом с Саланой, прижимался к ее больному старушечьему боку, что-то тихо вывизгивал. Салана молодым глазом посмотрела на Аркадия. Аркадию показалось, что взглядом она благодарит человека за сочувствие. Он вдруг почувствовал, что почти преступление – смотреть на чужое страдание, зная, что неспособен это страдание облегчить. Он тихонько заговорил с Ланной:

– Ей не легче, Ланна?

– Немного легче. Она уже не одинока. И, может быть, удастся ей помочь. Синхронизировать ее нельзя, но можно попытаться хотя бы немного смягчить хроноразрыв.

– Смягчить хроноразрыв? Без перевоплощения?

– Перевоплощение Саланы невозможно. Можно меняться отдельными органами, но не половинами тел. Старость с юностью в одно хроноединство не слить. Но есть предание, что один дилон смягчал страдания другого, перенося его хроноразрыв в себя.

– Ты хочешь создать у себя в половине тела старость, чтобы смягчить быстрое старение Саланы? Жертвуешь собой?

– Облегчить страдания своей подруги – разве это жертва? Радость, а не жертва!

В мыслях дилонов, перетранслированных в человеческие слова, передавалась информация, а не эмоции – слова прозвучали в мозгу бесстрастно. В страсть и муку, в радость и облегчение их невольно облекал сам Аркадий. И сейчас в передаваемых Ланной мыслях ему чудилась такая человеческая печаль, такая горькая решимость, такая любовь, что у него стеснило сердце. Он смотрел на Ланну, прильнувшего к больной Салане в, наверно, безнадежной попытке отдать свою молодость, чтобы остановить неотвратимое дряхление подруги, и думал, смог ли бы он сам поступить так же, если бы и ему выпала судьба бороться за жизнь своей любимой. Аркадий еще никого не любил и не мог ответить на такой вопрос. Он вдруг почувствовал, что хочет любить – и именно так любить, чтобы жертва собой ради подруги была и легче и радостней трусливого самосбережения.