Шрифт:
— С этим я, конечно, согласен.
— Здесь-то мы и будем делать внушение. А возможно и… — Серж многозначительно постучал кулаком правой руки о ладонь левой.
— Нет-нет.
Серж поджал губы. Мишка продолжал:
— Воздействовать мы будем гуманно и опосредованно. Как это будет выглядеть на практике? Приведу пример. Предположим, нам не нравится, как ведет себя какой-то конкретный человек. Разумеется, мы должны дать понять, что не удовлетворены. Но как это сделать? Не напрямую, потому что это может вызвать конфликт… — Мишка перевернул страницу в тетради, — …я здесь даже записал способ — на мой взгляд, совершенно потрясающий… Мы более внимательно начинаем относиться к творчеству человека, которого хотим изменить. К его купюрам то есть.
— Он это почувствует и вынужден будет подчиниться нашим требованиям, — сказал Серж.
— Нет, еще тоньше… Каким требованиям? Напрямую мы ничего не будем говорить. Мы назначаем вспомогательную литературу о живописи, которая должна помочь ему состояться как художнику — так мы скажем. Затем просим его высказать какие-то свои соображения о прочитанном. Он высказывает. «Нет, — говорим мы, — на самом деле ваша позиция неверна». И излагаем иную. Затем прибавляем ко всему прочему, что люди, которым свойственна его — неверная — позиция, присущи также кое-какие негативные качества: первое, второе, третье… называем те как раз, которые нас в нем и не устраивают. Они-то, мол, и препятствуют тому, чтобы правильно оценить творчество вообще и живопись в частности.
— То есть мы делаем намек.
— Именно. В результате же человек поймет, наконец, что ему следует измениться — сам. А свобода его никаким образом при этом нарушена не будет.
— То есть это тактика придирок, — установил, наконец, Серж.
— Повышения требований — я сказал.
— Нет, я не верю…
— Во что? — осведомился Мишка уже с вымученной интонацией; тряхнул тетрадью, которую сжимал обеими руками.
— Прямо так уж люди тебя послушают и изменятся — по мановению волшебной палочки. Если хочешь изменить человека, надо действовать на него более жестко, — продолжал Серж, — вот, к примеру, моя бабка. Ее ничего не изменит, пока ей молотком по голове не постучать.
— Но это противоречит основам гуманизма, — возразил Мишка, — вся соль нашего эксперимента…
— Я все прекрасно понимаю. Я просто не вижу, какими средствами ты собираешься подчинить себе людей.
— Не подчинить, но повести за собой, — заметил Мишка.
— А это он умеет, — ухмыльнулась Олька.
— Государственный кодекс решит все проблемы, мне кажется. В соответствии с ним и ты, Серж, между прочим, будешь выполнять свои… полицейские функции, — думаю, Мишка собирался сказать «охранные функции»; слово «полицейские» пришло ему, видимо, в последний момент; само собой.
Серж, однако, на это слово вообще не обратил никакого внимания; видно, воспринял его как естество.
— Кодекс? Что ж ты раньше молчал… Но видишь как опять ты говоришь: «все проблемы»… Ну ладно, я хочу послушать.
Конечно, в этот момент стало уже ясно, что Серж решит пойти «оппозиционным путем».
4. Кодекс.
И то, что Мишка не сказал по части кодекса ничего конкретного (здесь, по сути дела, вообще не было ни одного постановления), только еще больше, конечно, ускорило это решение.
Снова Мишка принялся говорить о фундаментальных преобразованиях; призывал действовать как можно более гуманно и не спешить. Как обрести власть над жителями поселка? («Обрести, а не завоевать», — Мишка это подчеркнул). Сделать так, чтобы они во всем подчинялись нам? Через авторитет. Авторитет же я предлагаю обрести следующим образом: составить хороший и логичный государственный кодекс.
— А что в нем будет? — спросил Серж.
— Прежде всего, я намерен описать новый режим. Более детально, а не так, как в этой тетради.
— Миш… — попытался вмешаться Пашка, но на первый его зов Мишка с Сержем не обратили никакого внимания.
(Дело в том, что Пашка и Димка опять принялись спорить — на сей раз, по поводу игры в ноус:
«Ну-ка пойди и убери этот чертов стол с шайбами из моей комнаты, поэл?» — командовал Пашка.
«Да щас тебе!»
«Не „щас тебе“, а быстро! Кто тебе разрешал его ставить туда без спроса?»
«Ну прямо, я буду у тебя разрешения спрашивать! Мы играли с отцом после обеда. И он сказал, что еще хочет с тобой поиграть».
«Я не буду играть в ноус. Дебильная игра. Как только новый государственный режим вступит в силу, я запрещу играть в ноус».
«Да щас тебе! Я не позволю…»
«А кто ж тебя спросит! Я буду на государственной службе — вершу, что хочу. А если помешаешь мне, я тебя в тюрягу засажу».
«Да щас тебе», — в третий уже раз повторил Димка).
— Но я же говорю, что простого описания режима недостаточно. Что еще там будет? — сказал Серж.
— Миш, послушай… — настойчиво позвал Пашка во второй раз.