Оказавшись в Средней Азии первый раз, успел по-настоящему он только в двух предприятиях: исследовал дельту Амударьи и по принципиальному вопросу поссорился с начальником Сыр-дарьинской линии укреплений генерал-майором А.Л. Данзасом. Конфликт возник из-за степного разбойника Досчана.

Одним из его «подвигов» был захват известного русского ученого Северцова, который охотился в степи вместе с несколькими спутниками. Северцова изранили, двумя ударами саблей ему пытались отрубить голову, но потом расчетливый разбойник решил взять за него выкуп [91] . В конце концов Северцов попал к своим, а Досчану и его «подельникам» от имени генерал-губернатора Оренбургского края А.А. Катенина была объявлена амнистия. Досчан доверился российским властям, сдался вместе с семьей-бандой, но был арестован по приказанию А.Л. Данзаса и предан военно-полевому суду. Суд приговорил Досчана к расстрелу.

Черняев вступился за доверчивого разбойника – написал Данзасу несколько писем с просьбой отменить приговор суда, но Дан-заса эти письма раздражали, тем более что между двумя офицерами отношения уже были испорчены, о чем говорит хотя бы такая записка командира Сырдарьинской линии к своему начальнику штаба: «Милостивый государь, Михаил Григорьевич, покорнейше прошу доставить Ваше мнение о порте в Сыры-Чаганаке. Если Вы опасаетесь, что исследования Ваши я присвою себе, то не угодно ли будет составить отдельную записку, которую я отправлю в дополнение к моему рапорту об этом предмете» [92] .

Отношения между начальником и подчиненным испортились давно, поэтому заступничество Черняева за степного разбойника было встречено Данзасом с раздражением, хотя аргументы Черняева звучали и веско, и убедительно: «Не одно сострадание, – писал Михаил Григорьевич, – заставляет меня говорить в пользу преступника, со всей семьей своей добровольно отдавшегося на великодушие русских властей, но и убеждение, что казнь его несовместима с достоинством нашего правительства и поведет к утрате доверия к нашим воззваниям, подобно тому как утратилась всякая вера к нашим угрозам» [93] .

Данзас ответил Черняеву резко и приказал ему уехать в Оренбург, то есть отставил от должности, а приговор военно-полевого суда был приведен в исполнение. Генерал-губернатор Катенин поддержал начальника Сырдарьинской линии, к тому же ему был несимпатичен неуживчивый и несговорчивый офицер. С помощью петербургских друзей Н.П. Игнатьева и В.А. Полторацкого Черняеву удалось получить перевод на Кавказ, куда он отбыл в декабре 1859 г.

На Кавказе М.Г. Черняев прослужил около двух лет. Здесь он (вопреки своему обыкновению) сблизился со своим начальником князем Барятинским. У этих двоих людей обнаружилась общность взглядов на многие проблемы развития России. В общении с Барятинским и служившим там же военным историком и публицистом Р.А. Фадеевым формировалось мировоззрение Михаила Григорьевича. Под их влиянием он сделался убежденным славянофилом; в общении с этими незаурядными людьми сложились его взгляды на военное искусство, армию, военную службу и военную реформу.

В 1861 г. военное ведомство возглавил новый министр Д.А. Милютин, призванный на эту должность именно для того, чтобы реформировать армию, потерпевшую поражение в Крыму. С этого времени различные варианты реформы обсуждались в армейских кругах. «С отличием пройдя всю умственную муштру высшего военно-учебного заведения, – писала его дочь, изучив теорию военного искусства в Академии Генерального штаба, – Михаил Григорьевич, столкнувшись с боевой действительностью на полях Молдавии и Валахии во время кампании 1853 г., убедился, насколько теория расходится с практикой. Не колеблясь, он вскоре отбросил весь этот, по его выражению, ненужный хлам и впоследствии слову «академический» придавал значение нарицательное, обозначая этим термином теорию, противоречащую и расходящуюся с практикой» [94] .

Пока Михаил Григорьевич совершенствовал свою антиреформаторскую систему взглядов на Кавказе, в Петербурге, Оренбурге и Омске, вызревала идея решительных действий в Средней Азии. Инициатива исходила из Оренбурга и Омска. Западносибирский генерал-губернатор Г.Х. Гасфорд сообщал правительству о намеченном им походе в верховья реки Чу и подготовке к захвату Пишпека. В письме военному министру оренбургский генерал-губернатор Катенин снова предлагал соединить Оренбургскую и Сибирскую линии южнее Ташкента, завоевать этот город и включить его в состав Российской империи, занять дельту Амударьи и юго-восточное побережье Каспийского моря, чтобы создать укрепление в Красноводском заливе. (В течение последующих десяти лет все это будет сделано.) Петербург пока еще не был готов к таким действиям.

После смерти А.А. Катенина в должность оренбургского генерал-губернатора и командира корпуса вступил А.П. Безак – человек маленького роста, носивший тщательно расчесанный парик, то есть явно с комплексами. Разобравшись в обстановке, Безак в 1861 г. направил в Петербург большую записку с предложением как можно скорее захватить Ташкент, поскольку на него и другие города и области Средней Азии покушаются англичане.

Оренбургский генерал-губернатор упорно бил в одну точку: «.к городу, находящемуся в 150 верстах от Коканда, сходятся все торговые пути из Бухары, Китая и России. Владея Ташкентом, мы получим не только решительное преобладание над ханством Кокандским, но усилим наше влияние и на Бухару, что разовьет нашу торговлю с этими странами» [95] .

Доводы были убедительными, угроза английского преобладания в регионе вполне реальной, однако правительство, занятое проведением крестьянской реформы, не могло отвлекаться на азиатские дела. В марте 1862 г. Милютин отдал распоряжение оренбургскому и западносибирскому генерал-губернаторам «в нынешнем году никаких приготовлений по экспедиции не принимать» [96] .

В конце 1862 г. в Петербург поступили тревожные сообщения о выходе к берегам Амударьи отрядов афганского эмира Дост-Мухаммеда, заключившего военный союз с Англией, о действиях английской агентуры в среднеазиатских ханствах и очень опасном для России намерении англичан завести на Амударье регулярное пароходное движение. На этот раз даже обычно безразличный к азиатским делам министр иностранных дел князь А.М. Горчаков всполошился, считая необходимым противодействовать «замыслам англичан». И вот тут нужный человек оказался в нужном месте и в нужное время. Подполковник Черняев вторично вернулся в Среднюю Азию летом 1862 г. в качестве начальника штаба Оренбургского корпуса, которым теперь командовал А.П. Безак.