Когда завещание императора Александра I доставили из Сената, его зачитали сановникам. Для очень многих из них это стало неожиданностью. Ситуация была действительно противоречивой, давшей повод к немедленному формированию различных группировок в правящей элите. Таким образом, сложилось положение междуцарствия, описанное во множестве исторических трудов. Именно этим решили воспользоваться заговорщики.

О сложности ситуации косвенно говорит и то, как «перемещались» главные действующие лица по Зимнему дворцу. Обсуждение сложившегося положения первоначально началось в комнатах Государственного совета, располагавшихся на первом этаже западного фасада дворца, затем, кулуарно, продолжилось в Большой церкви Зимнего дворца, где продолжали подписывать присяжные листы на верность императору Константину I высшие сановники империи. В конце концов в середине дня 27 ноября дискуссия о том, как выходить из династического кризиса, завершилась в комнатах императрицы Марии Федоровны. В результате сановники решили выдержать паузу при соблюдении строжайшей тайны о завещании Александра I до тех пор, пока великий князь Константин Павлович не выразит четко свои намерения.

Попутно упомянем, что тело Александра I находилось в Таганроге, великий князь Константин Павлович – в Варшаве, а великий князь Николай Павлович – в Петербурге. Скорость прохождения информации в то время зависела от скорости лошади и выносливости фельдъегеря. Напомним и о том, что расстояние от Петербурга до Варшавы превышало 1200 км, и это по «русским дорогам».

В свете принятого решения Николай Павлович вновь прошел в Большую церковь Зимнего дворца, где убедил митрополита С.-Петербургского Серафима оставить хранившийся в Синоде пакет с завещанием Александра I, впредь до повеления, нераспечатанным. Там же он выслушал короткий молебен с провозглашением многолетия императору Константину и панихиду по усопшему императору Александру.

Великая княгиня Александра Федоровна, также бывшая 27 ноября в Зимнем дворце, записала в дневнике: «Пятница, вечером. Ужаснейшее совершилось! С утра я опять поехала к императрице-матери; мы говорили обо всем, что могло произойти; после 10 часов мы опять пошли в церковь, снова те же молитвы, снова под конец вызвали Николая. Ах, на этот раз он так долго не возвращался! Непередаваемый страх охватил нас. Я была одна с матушкой, она отправила даже камердинера, чтобы скорей получить известия; я стояла около стеклянной двери; наконец я увидела Рюля; по тому, как он шел, нельзя было ожидать ничего хорошего. Выражение его лица досказало все. Свершилось! Удар разразился! Матушка стояла с одной стороны, я – с другой. Николай вошел и упал на колени; я чуть было не лишилась сознания, но пересилила себя, чтобы поддержать бедную матушку. Она открыла дверь, которая ведет к алтарю, и прислонилась к ней, не произнеся ни слова. Она приложилась к распятию, которое ей протянул священник, я тоже поцеловала крест нашего Спасителя, который один может даровать утешение. Войдя к себе в комнату, она села; мы прочли письма бедной императрицы Елизаветы, несчастнейшей из всех женщин на земле.

Он распорядился принести Константину присягу, несмотря на то что в Совете было вскрыто завещание государя, где находилась бумага, в которой Константин формально передавал свои права наследования своему брату Николаю. Все устремились к нему, указывая на то, что он имеет право, что он должен его принять; но так как Константин никогда не говорил с ним об этом и никогда не высказывался по этому поводу в письмах, то он решил поступить так, как ему приказывала его совесть и его долг: он отклонил от себя эту честь и это бремя, которое, конечно, все же через несколько дней падет на него» [114] .

Одновременно с этими событиями «отметились» в Зимнем дворце и будущие декабристы. Поскольку традиционной биржей дворцовых новостей служила в Зимнем дворце так называемая Конногвардейская комната, находившаяся поблизости от главного караула на первом этаже западного фасада, туда по обыкновению сходились сменившиеся после развода офицеры для того, чтобы обменяться новостями и сплетнями. Поскольку эта часть дворца являлась открытой для любого гвардейского офицера, то побывали в этой комнате 27 ноября и некоторые из офицеров-декабристов, собирая в Зимнем дворце «оперативную информацию».

Нарастание напряжения чувствовалось в императорской резиденции совершенно отчетливо. Чувствовалось и то, что это напряжение может разрядиться страшной политической бурей. Великая княгиня Александра Федоровна 29 ноября 1825 г. записала в дневнике: «Посмотрим только, захочет ли Константин признать все это. Как все запуталось! Бедная Россия представляется пораженной, убитой молнией, покрытой траурным флером. Повсюду царит зловещая тишина и оцепенение; все ждут того, что должны принести с собой ближайшие дни» [115] .

К началу декабря стало ясно, что Константин трон не примет, но тому требовались письменные с его стороны подтверждения. Александра Федоровна отчетливо осознавала, что для нее и ее мужа начинается новый этап жизни, в нем будет гораздо меньше возможностей для той приватной жизни, которую они оба столь ценили. Конечно, великая княгиня страстно желала превратиться в императрицу. Ведь в этом и заключается одна из главных жизненных задач любой принцессы.

3 декабря 1825 г. Александра Федоровна записала в дневнике: «Какие решающие дни! Я уже грущу при мысли о том, что мы больше не сможем жить в нашем доме, где мне придется покинуть мой милый кабинет, что наша прекрасная частная жизнь должна окончиться. Мы были так тесно связаны друг с другом, мы так неизменно делили друг с другом все наши горести, печали и заботы! Ах, это горе, эта боль в сердце – она все не прекращается, не прекращается также и тревога, ожидание этого неизбежного будущего! Я не ошиблась в Константине: я была убеждена, что он так поступит; все-таки это радостно не ошибиться в мнении о человеке. Императрица-мать, несмотря на все переживаемое ею волнение, от всего сердца благодарит Бога за то, что он дал ей таких благородных сыновей. Ах! это пример для всей Европы, великий пример! И каждая семья может почерпнуть из этого урок для себя! Мой жребий все же прекрасен. Я буду и на троне только его подругой! И в этом для меня все!» [116] .

К началу декабря Николай Павлович и Александра Федоровна фактически переехали на жительство в Зимний дворец, бывая у себя в Аничковом дворце только наездами. Так, в воскресенье 6 декабря 1825 г. Александра Федоровна писала: «Сейчас 7 часов; мы вернулись из нашего дома, где мы спали в течение получаса в моем милом кабинете на старом [нрзб.]. Отдых Николая был, однако, скоро прерван. В дальнейшем это будет повторяться все чаще и чаще» [117] .