Фасы низкорослы, самый высокий воин макушкой не достаёт мне до плеча. Но их много, и если нам не удастся преодолеть расстояние от окраины до «башни» и обратно, перепрыгивая улочки по вершинам стен, фасы попросту стащат нас вниз и разделаются с нами. Однако в критические минуты приходят решимость и уверенность в себе, о которых в обычной обстановке и не подозреваешь.

Я быстро объяснил Уруку этот план, справедливо полагая, что он в свою очередь лучше сможет передать всё Тсали мысленно, нежели я с помощью моих неуклюжих жестов. Так и произошло. Мужчина–Ящерица присвистнул и, освобождая руки, укрепил свою сетку со светящимися камнями на шее.

Как ни жаль, пришлось и мне спрятать Ледяное Жало в ножны, потому что руки должны быть свободными. Свет клинка погас, лишь рукоять продолжала мерцать глубокими синеватыми тонами. Урук после двух неудачных попыток тоже пристроил свой топор за спину так, чтобы его в любой момент можно было выхватить из–за плеча.

Приготовившись таким образом, мы стали спускаться по склону, прижимаясь к земле, и вскоре оказались у первой с краю коробки дома, от которой я наметил наш маршрут.

Гортанная речь фасов звучала совсем неподалёку. Я почему–то вспомнил о своей неудаче на каменистом склоне во время грозы и тут же постарался выбросить эти мысли из головы. Сейчас надо думать не о прошлых неудачах, а о будущей победе.

Подняться на стену не составило особого труда; к счастью, она была достаточно широкой, так что можно было поставить ногу. Тсали забрался следом за мной и перепрыгнул на следующую стену с лёгкостью и грацией, свойственными его народу. В комнате под нами никого не было, но это вовсе не означало, что нам и дальше будет так везти. Стоит кому–нибудь из фасов взглянуть вверх, и мы замечены…

Я отбросил эту неприятную мысль и последовал за Тсали. Мой прыжок не был же таким лёгким и грациозным, но приземлился (а, вернее, «пристенился») я удачно, сразу за спиной у мужчины–Ящерицы. Не было возможности оглядываться и проверять, следует ли за нами Урук, но я слышал его затруднённое дыхание.

Мы преодолели уже больше половины пути к «башне», когда нас всё–таки заметили жильцы одного дома, стенами которого мы так бесцеремонно воспользовались. Раздался пронзительный крик. Я вздрогнул, хотя постоянно ожидал его — в глубине души я не надеялся, что мы проберёмся незамеченными через этот странный город.

Тсали сделал следующий прыжок, я прыгнул за ним, но неудачно. Взволнованный тем, что нас обнаружили, я не удержался на вершине стены, еле успев ухватиться руками за камни, чтобы не упасть в комнату подо мной.

Теперь крики доносились со всех сторон, впору было заткнуть уши. Пространство перед самой «башней» одним прыжком мне было не одолеть. Но там, за этими круглыми стенами, Крита… Я увидел, что Тсали всё–таки прыгнул и очутился у самой «башни», но мне такой прыжок был не под силу.

Пока я колебался, радом оказался Урук.

— Слишком далеко.

Он высказал мои опасения вслух.

Внизу пронзительно галдели фасы, крики их отражались от стен, а из улочек выплёскивались всё новые и новые группы, и скоро внизу собралась целая толпа. Поняв, что дальше нам придётся прокладывать себе путь с помощью оружия, я обнажил Ледяное Жало. Казалось, оно поняло, что мы в опасности, и засияло по всей длине клинка ярким всполохами.

Фасы внизу завопили ещё громче. Не теряя ни секунды, чтобы воспользоваться этим неожиданным и поразившим их эффектом, я спрыгнул прямо им на головы, сбив с ног, по крайней мере, двух или трёх, а остальные в страхе отпрянули. Я поднял меч над головой и стал описывать им круги в воздухе. Клинок издавал при этом лёгкое жужжание, но свет его сразу померк.

Фасы отхлынули. Ко мне на помощь спрыгнул Урук с топором на изготовку. Его появление внесло переполох в ряды фасов. Им приходилось сражаться с людьми из Долины, и они знали, что такое светящийся меч и боевой обоюдоострый топор. Урук размахивал топором и пел военную песню, слова которой были мне непонятны. Вспышка памяти из прошлого, новое глубинное проявление моего второго «я» подсказали, что такое бывало и прежде: Великий Топор и Ледяное Жало не раз сражались рядом против общего врага.

Разя направо и налево, мы прокладывали себе дорогу к «башне». Тсали давно уже находился внутри её. Когда он услышал, что мы рядом, он отворил дверь и, двигаясь задом наперёд, вывел Криту, держа её обеими руками.

Лицо её по–прежнему выглядело безмятежным, а глаза были закрыты, как у спящей. Урук тут же оказался радом и, прежде чем я успел шевельнуться или запротестовать, обвил рукой её хрупкое тело и перебросил себе через плечо, оставив свободной правую руку, которая сжимала топор. Девушка лежала у него на плече, свесив руки, словно неживая.

Теперь и Тсали вступил в битву. Из кармана на поясе он доставал полные пригоршни какого–то порошка и швырял в морды фасов, которые окружили нас сплошным кольцом. Они вскрикивали, роняли свои дубины и колья и закрывали глаза ладонями, как это делают внезапно ослеплённые ярким светом.

Но забраться обратно на стену мы уже не могли, а самая большая группа фасов отрезала нас от туннеля, по которому мы пришли сюда. Теперь командование принял на себя Урук.

— За мной!

Команда была отдана таким уверенным тоном, как будто он точно знал, как надо поступить. Поскольку я не мог предложить ничего определённого, мне оставалось только подчиниться.