Но всё было бесполезно, и решение суда было предопределено заранее. Вот его подлинный текст:

«Палата объявляет Кончино Кончини, при жизни его маркиза д’Анкра, маршала Франции, и Элеонору Галигаи, вдову его, виновными в оскорблении величества божественного и человеческого, в воздаяние за каковое преступление приговорила и приговаривает память помянутого Кончини к вечному позору, а помянутую Галигаи — к смертной казни обезглавлением на эшафоте, воздвигнутом на Гревской площади, а тело её — к сожжению с обращением в золу; движимое их имущество — к конфискации в пользу короны, все же прочие пожитки — в пользу короля. Сына преступников [4] , рождённого ими в брачном сожительстве, палата объявила и объявляет лишённым честного имени и права занимать какие бы то ни было должности; дом, в котором преступники жили, срыть до основания и место его сровнять с землёю».

Казнь происходила на Гревской площади 9 июля 1617 года. Несчастной Леоноре отрубили голову, а потом её тело было брошено в костёр…

Удивительно, но Арман-Жан дю Плесси-Ришелье в своих «Мемуарах» отзывается об этой женщине весьма положительно. Он, в частности, пишет:

«Прибыв во Францию, Леонора немедленно была признана фавориткой королевы, которой без особого труда удалось добиться согласия на это у короля. Склонность к Кончино, зародившаяся в душе Леоноры ещё во Флоренции, вкупе с недоверчивостью к французам привели к тому, что она вышла замуж за Кончино, ставшего первым метрдотелем королевы; сама же Леонора была её фрейлиной <…>.

Леонора и её супруг взлетели на вершину власти, заняв такие должности, которые до них и не снились чужестранцам.

Она держалась на вершине славы с такой простотой, что не заботилась о том, будут ли считать основным действующим лицом её или её супруга. При этом именно она была главной причиной и основой их удачного продвижения вверх и потому, что именно её любила королева, и потому, что пламя честолюбия её супруга заставляло его поступать столь рьяно и неосторожно по отношению к королеве, что порой маршалу не хватало необходимей ловкости, дабы достичь чего-то желаемого. Она же легко доводила дело до конца; она не сообщала королеве о своих замыслах, не подготовив её заранее, не подослав к ней одного за другим нескольких бывших на её стороне лиц; кроме того, она использовала и министров, что нередко оборачивалось против них самих.

С самых первых своих шагов, скорее по причине низменности своего ума, которая определялась незнатностью её происхождения, чем умеренностью её добродетелей, она более стремилась к богатству, нежели к почестям, и какое-то время сопротивлялась неумеренным аппетитам супруга <…>.

Величие королевы, желавшей, чтобы роль её ставленников в государственных делах была соотносима с её собственным могуществом, а может быть, и злая судьба, устилавшая розами их путь, ведущий к падению, привели к тому, что их желания были полностью удовлетворены и они получили всё, о чём могли мечтать, — богатство, титулы, должности.

Однако росло недовольство ими: принцы, вельможи, министры, народ ненавидели их и завидовали им. Первой лишилась былой смелости и стала подумывать о возвращении в Италию Леонора; её супруг не желал этого <…>.

Разногласия и домашние ссоры с супругом, чьи устремления были противоположны её собственным и пожеланиям окружающих, так подействовали на неё, что она лишилась здоровья. Разум её пошатнулся: ей стало казаться, что все, кто смотрит на неё, желают её сглазить. Она впала в такую тоску, что не только отказывалась беседовать с кем-либо, но и почти не виделась со своей госпожой <…>.

Известие, что супруг решил отделаться от неё и уже подумывает о новой женитьбе на мадемуазель де Вандомм, добила её окончательно. Поначалу маршал скрывал свои намерения, нанося ей краткие визиты по вечерам и одаривая маленькими подарками <…> Однако в конце концов он почти совсем перестал её навещать, тем более что уже не зависел от неё, и оба они воспылали такой ненавистью по отношению друг к другу, что общались не иначе, как взаимными проклятиями, — скрытый знак несчастья, которое должно было свалиться на их головы.

Они были бы счастливы, если бы прожили в согласии и любви, если бы супруг благосклонно внимал советам жены, внушающей ему, что он поднял слишком большой парус для их маленького судёнышка, и был бы способен спуститься с небес, куда взлетел из самых низов <…>.

Однако Господь, узревший в их поступках соблюдение ими собственных интересов вместо службы государыне, пожелал, чтобы эти тщания стали причиной того, что их общее благо оказалось разрушено, а жизнь обоих оборвалась.

Думали, что преследование вдовы маршала должно было завершиться вместе с гибелью несчастной; однако сколь сложно измерить незаконно приобретённую власть, столь же трудно развеять злобу по отношению к той, которая превратилась из служанки в госпожу».

Зададимся вопросом: а была ли Леонора Галигаи полностью невиновной? Конечно же нет. Невинны только младенцы и святые. Но и те, кто желал её смерти и потом обогатился за её счёт, были виновны в ещё большей степени.

Супругу Кончино Кончини приговорили к смерти, обвинив в страшных преступлениях, но она не была преступницей перед законом, и приговор, вынесенный ей, покрыл позором её судей. Она же встретила смерть с удивительным для женщины мужеством. Уже на эшафоте у неё спросили, каким колдовским путём она подчинила себе королеву. На это осуждённая гордо ответила: