— Тут у нас немало украинцев. Много коммунистов, немало тех, что воевали в Испании. Это мы с Чеськом маловаты были, а то бы... Разные люди здесь, есть и такие, что коммунистов ненавидят люто. Но вот такого, как этот Вольский, второго не найти. И я сразу вызвался, когда решили его прикончить.

Его приятель Чеслав Леек — высокий молчаливый поляк, тоже из переселенцев, однолеток Михаила. Вместе они с детства.

— У нас свои счеты с фашистами, — говорит Чеслав, и мышцы на его лице напрягаются. — Вон у Михася виднее, потому что у меня под одеждой...

Михайло улыбается одними губами, глаза остаются холодными. Он протягивает обе руки Андрию. На всех пальцах вырваны ногти, понемногу отрастают новые, но руки от этого выглядят не менее страшно.

— Это они, — говорит Антуан. — Это они были, я рассказывал, тогда с листовками из Лиона.

— Чесько висел голый на цепях целые сутки, к потолку подвесили. Время от времени выльют ведро воды, придет в себя, спрашивают. Молчит, тогда плеткой по чему попало. Оставят. Потеряет сознание, снова вода. Когда нас выпустили, я его едва дотащил.

Чеслав молчит и хмурится.

— Со мной обращались куда интеллигентнее, — продолжает Михайло. — Посадили, руки на стол, вопрос — и иголку под ноготь или молотком, щипцами. Одним словом, очень разнообразно, только я не все помню.

— Вот-вот, — неожиданно прервал его Чеслав. — Еще неизвестно, кто кого дотащил домой.

— Да мы живем рядом, — улыбнулся Михайло. — Какая разница. Выбрались, и то хорошо...

Им по девятнадцать лет. Одногодки Пако и Антуана. Андрий среди них самый старший.

Вольский успел выхватить револьвер, но они мигом скрутили ему руки, забив в рот заранее подготовленный кляп. Еще несколько минут, и тело предателя лежало на тротуаре напротив ратуши.

Быстро разошлись в разные стороны. По домам. А наутро в подвале появилась встревоженная Мадлен:

— Быстро собирайтесь. В городе идет повальный обыск. В первую очередь хватают всех подозрительных. Антуан был в Испании, значит, не исключено, что заглянут и сюда. Все вещи наверх. На нары, где спите, мешки с картошкой. Чтобы жилым духом здесь и не пахло. Оба перейдете на несколько, дней на разные квартиры. Женевьева вас отведет. Если все обойдется, через три-четыре дня вернетесь к Антуану.

Андрий шел с Женевьевой по улице, подняв воротник куртки, время от времени посматривая на симпатичную спутницу, которая непринужденно держала его под руку.

Вот она какая, судьба моего Пако, думал Андрий...

Она что-то говорила, Андрий отвечал, но все время чувствовалось, девушка живет только тем, кто остался сейчас в подвале, ожидая ее. Она просто наполнена Пако й смотрит на меня только как на его эхо, подумал он, только как на его отблеск. Ему было и грустно, и хорошо от этого. О Пако ни слова, словно эта тема — табу, хотя Андрий понимал: Женевьева прекрасно знает, что ему известно все.

Какое-то время они двигались молча, и шел меж ними бессловесный диалог.

Он мой, казалось, говорила Женевьева, он мой.

Конечно, говорил Андрий, конечно, твой, но ведь и мой тоже. И потом, он так давно со мной, так долго, что уже не может не принадлежать мне.

Пусть так, но это было давно, все это уже прошло, а сейчас все другое, сейчас наша жизнь, наше время, и потому сегодня он мой и я его.

Что можно сказать на это, текли мысли Андрия, что можно сказать в ответ на такое чувство, на юную любовь, которая только что расцвела и для которой нет границ, нет войны, нет никаких барьеров, а есть только одно, самое высокое человеческое право — любить того, кого любишь.

— Берегитесь, Женевьева, — неожиданно для себя вырвалось у него, — берегитесь. И ты, и Пако. Очень прошу тебя, будь внимательна. Пако невыдержанный. Побереги его и себя.

Вот теперь она посмотрела на него совсем по-другому, теперь в ее горячих глазах засветились огоньки благодарности и понимания.

— Обязательно! Я буду очень внимательной, все будет в порядке!

Она словно хотела сказать что-то еще, но они уже пришли, стояли перед домом; хозяин, ожидавший их, заранее приоткрыл дверь.

— Добрый день, заходите, пожалуйста!

Женевьева легонько улыбнулась ему на прощание и заспешила назад, каблучки ее звонко цокали на улице, когда Андрий шел в дом, здороваясь с хозяином, в ушах еще звучал этот отдалявшийся цокот.

Через четыре дня вечером пришел Антуан и забрал Андрия к себе. Обыск был, но беглый, ничего не заметили, значит, опасность миновала, но руководство подполья считает целесообразным всю группу Андре переправить в партизанский отряд, который уже начал действовать. Так что готовьтесь. Скоро будет приказ.