— А где он, американец?

— Тут, в отеле «Тиджа».

Индейцы, стоящие у стены, замолчали; мужчина многозначительно провез пальцем по лезвию мачете.

— Как вы собираетесь с ним поступить? — спросил Бен, делая большой глоток.

— Он будет наказан, — упрямо повторил толстяк. — Он убил хорошую свинью, а в поселении живут бедные люди.

— Вы заявили в полицию?

Толстяк уставился на кружку с текилой.

— У нас тут только один полицейский, и он болен, объелся коки.

Бен одним глотком допил текилу и спросил нарочито небрежно:

— Как вы накажете американца?

Но прежде чем толстяк успел ответить, сверху донеслись сильные удары, сопровождаемые приглушенным криком и звоном разбитого стекла. Индейцы испуганно сжались, устремив глаза к потолку, а толстяк наклонился вперед с широко раскрытым ртом и прислушался. Ничего — лишь звук падающих с крыши капель дождя.

Таксист встал и пошел к двери. Бен поднял палец вверх.

— Американец? Я хочу поговорить. Как к нему пройти?

Толстяк даже не пошевелился.

— Вы идете наверх? — воскликнул он недоверчиво. — Он убьет вас!

— Не думаю, — спокойно ответил Бен. — Покажи мне дорогу.

Толстяк указал на дверь в глубине комнаты, которая выходила в грязный внутренний дворик, где над котлом согнулась женщина, помешивающая кипятящиеся в нем коврики. Слева от Бена открытая лестница вела на деревянную галерею, которая обрамляла внутренний дворик, куда выходили несколько дверей. Пахло древесным углем и нужником. Когда он начал подниматься по лестнице, наверху раздались сильный удар и вопль, напоминающий рев раненого животного. Бен настороженно продолжал идти. Вдруг донесся голос человека, кричавшего по-английски:

— О, ради святого Моисея, убирайтесь! Убирайтесь! Убирайтесь! Прочь!! Прочь!! — Слова потонули в сдавленных рыданиях, послышались удары ногой в дверь. Звуки неслись из конца галереи, напротив лестницы.

Бен шел с единственной мыслью — найти себе напарника, кого-нибудь, кто помог бы ему выбраться из Ксатопетля до прибытия полиции.

Когда он дошел до двери, там уже все стихло. Внизу, у входа во внутренний дворик, выстроившиеся в ряд индейцы следили за ним; впереди стоял мужчина с мачете в руке. Бен повернулся и постучал в дверь. В ответ, с расстояния менее двух футов, раздался ужасный вопль:

— Убирайся вон, проклятый даго [27] !

— Я не проклятый даго, — ответил Бен. — Я — валлиец. Откройте дверь!

Наступила тишина, затем послышался лязг отодвигаемой щеколды. Дверь приоткрылась дюйма на два, и желтоватый глаз несколько секунд пристально разглядывал Бена, потом лицо с крючкообразным носом дернулось и исчезло. Бен рывком распахнул дверь и вошел.

На стоящей у стены кровати скрючился, тяжело и часто дыша, мужчина. У его ног каталась пустая бутылка, весь пол был усеян битым стеклом. Мужчина посмотрел на Бена и усмехнулся.

— Я пьян, — он говорил с заметным, явно не американским акцентом, глотая отдельные слоги. — Так ты не даго, а? — добавил он, по-прежнему усмехаясь. — Ты полицейский! Ха! Уэльский полицейский!

Это был худощавый брюнет, с позеленевшим от попоек лицом, на котором не было никаких признаков растительности, хотя он, очевидно, не брился несколько дней. На мужчине были ботинки для игры в поло, темный вельветовый костюм и рубашка цвета хаки. В комнате пахло плесенью. Бен сделал шаг вперед.

— Кто вы?

— Африканец, — хихикнул мужчина. — Я — проклятый африканос!

— Будьте благоразумны. Что вы здесь делаете?

— Что я здесь делаю? Схожу с ума, вот что я здесь делаю! Ты мне не веришь? Я африканос! Белый африканский еврей Самюэль Дэвид Райдербейт из Солсбери, Родезия, окруженный даго и вонючими туземцами! — Обхватив голову руками, он начал раскачиваться взад-вперед.

— Что вы здесь делаете? — терпеливо повторил Бен, благоразумно держась на приличном расстоянии на случай, если Райдербейт вдруг вздумает наброситься на него.

— Я приехал сюда три дня назад, из Паратаксина, — пробормотал мужчина невнятно. — У меня была машина. Я оказался отрезанным от внешнего мира из-за извержения вулкана. Туземцы ограбили меня и, как последнюю шлюху, уложили в кровать с бутылкой текилы. Проснулся я без гроша в кармане. — Он с несчастным видом поглядел на Бена и разразился потоком брани. — Без гроша в кармане!! — повторил он. — Забрали все, что у меня было. Три фотокамеры стоимостью в пятьсот долларов. Бумажник, чемодан — все! — Неожиданно Райдербейт бросился к двери, распахнул ее и заорал с галереи: — Грязные, проклятые даго! Идите сюда и возьмите меня! — Бен успел заметить, как поспешно разбежались стоящие внизу индейцы. Во внутреннем дворике осталась только старуха, кипятящая в чане коврики. Райдербейт прислонился к балюстраде и расхохотался.