Бен спрятал визитную карточку и произнес:

— Благодарю вас, — а затем добавил, не отрывая глаз от разыгрываемого на подмостках шоу: — Я заплатил за вход пятьдесят долларов, капитан. Сэмми сказал, что вы мне их вернете…

Снова раздались рукоплескания, и рванувшиеся вперед зрители оттеснили Бена в сторону. Он оглянулся в темноте.

— Стоупс! Капитан Стоупс! — Стоявший рядом мужчина обернулся и удивленно уставился на него. Бен сообразил, что кричит по-английски, и поспешно нырнул в толпу.

Вспыхнул прожектор, загремели аплодисменты — хлопали двум акробатам и девушке в цилиндре и блестящем корсете. Бен подошел к стойке бара и лениво облокотился — почти все девицы были разобраны. Он вспомнил, что тоже имеет право на одну из них. Бену понравились та самая мулатка, исполнявшая стриптиз, она могла бы увлечь его и хоть на какое-то время заставить забыть Лауру. Ни одна из сидевших в баре девушек его не интересовала.

Бен подумал: «Сегодня какой-то сумасшедший вечер… Молодой немец, мертвый, распухший от яда москитов, лежит в кратере потухшего вулкана, а ведь если бы он выжил, то был бы сейчас миллионером. Может быть, вся история — мошенничество? Стоупс получил свои комиссионные с его, Бена, пятидесяти долларов, Райдербейт — свободный вечер и Мел, а он, спасающийся от полиции, оказался покинутым среди ночи в борделе, битком набитом высокопоставленными особами Паратаксина. И все же во всем этом было нечто, как у Эдгара По, когда спрятанное письмо лежало на самом видном месте…» [40]

Некоторое время Бен еще оставался в ночном клубе, лениво следя за номерами шоу, но они становились все непристойнее, вульгарнее, все более вызывающими, лишенными даже налета комичности и показной стыдливости, как в лондонских стриптиз-клубах, которые он посещал. Публика ревела и рукоплескала, как толпа футбольных фанатов. После окончания шоу они преспокойно вернутся домой, завтра прикарманят еще пару миллионов песо, обрекая еще несколько сотен тысяч индейцев-крестьян на голод и вымирание, подвергнут изощренным пыткам еще одну партию политических заключенных и преспокойно улягутся спать со своими любовницами, а, проснувшись утром, скатятся с постели в шикарные плавательные бассейны, расположенные прямо под окнами их спален.

Бен подумал: «После продажи алмазов, даже с 50-процентной скидкой, у нас останется полмиллиона долларов — каждый из троих получит по пятьдесят тысяч фунтов стерлингов; впрочем, это маловероятно с таким человеком, как Стоупс…»

Когда он выходил во внутренний дворик, то обратил внимание на седовласого молодого человека, видимо, он тоже ушел, и Бен задумался о причине его ранней седины: «Каприз природы или результат сильного потрясения?»

Было уже начало второго ночи. У Бена как раз хватило песо, чтобы вернуться в Паратаксин.

Расположенный в старой части города, на улице Хермосилло, грязный каменный дом под № 8 и был тем, в котором жил Стоупс. За железными воротами сидел метис в черном фартуке со связкой ключей в руках. Бен показал ему визитную карточку Стоупса, и он тут же указал на идущую вверх лестницу, пропахшую кошками. Квартира № 3 находилась на втором этаже; на двери была прикреплена пластинка с выгравированным именем капитана. Бен постучал и стал ждать. Изнутри не доносилось ни звука. Он снова постучал, на этот раз сильнее, позвал Стоупса. Никто не отозвался. Бен прислушался — ни звука. Снизу доносился лишь кашель метиса.

Бен в душе проклинал Стоупса, подумав, какому риску будет подвергнут, если ему придется поселиться в отеле. В отчаянии Бен дернул за ручку двери. Она открылась.

Внутри было тихо и темно, стоял характерный для меблированных комнат затхлый запах.

Он крикнул негромко и почти не ожидая ответа:

— Стоупс!

Слышалось лишь тиканье часов и шум капающей из крана воды. Бен поискал выключатель. Он обнаружил его в маленькой гостиной, обставленной уродливой черной мебелью; пол был выстлан линолеумом, стены выкрашены в коричневый цвет; у одной стоял диван, набитый конским волосом, над которым висела полка, наполовину заполненная книгами, преимущественно испанскими, в мягких обложках, и две-три грязные литографии с традиционными сценами цыганской жизни. В помещавшейся в углу маленькой кухоньке, размером не больше буфета, на полу валялась груда пустых бутылок, рюкзак, ржавая кухонная утварь и длинный черный клеенчатый чехол. На столе рядом с чашкой с заплесневелыми бананами стояла на три четверти опорожненная бутылка шотландского виски. Под столом лежал, видимо, скатившийся со стола, но не разбившийся стакан. Бен подобрал его, понюхал: на дне еще оставались капли виски. Он взглянул на часы: было уже почти половина второго ночи. Стоупс ушел из клуба час с четвертью назад, дорога до города занимала не более пятнадцати минут.

Бен поставил стакан на стол и прошел через расположенную слева от него полуоткрытую дверь в крошечную спальню, рядом с ванной, и увидел незастеленную кровать с мятыми, несвежими простынями. Из мебели там стоял только громоздкий, занимающий полкомнаты, шкаф.

Он вошел в ванную комнату и увидел пустые бутылки, сумку для грязного белья за унитазом, мокрую, скользкую мочалку в тазу, незавернутый кран, из которого текла горячая вода. Бен закрыл кран, поднял с пола полотенце. Оно было влажным.

Бен быстро подошел ко входной двери и закрыл защелку. Теперь, чтобы открыть замок изнутри или снаружи, был нужен ключ. Стоупс, должно быть, вернулся домой, принял душ, выпил и куда-то так торопился, что уронил стакан и даже забыл запереть за собой дверь; или же он специально оставил ее открытой для Бена?

Несколько секунд спустя Бен стоял посреди комнаты и внезапно понял, что здесь что-то не так. Что-то на полу? Пролитое виски? Пустой клеенчатый чехол? Или вся обстановка в квартире? Здесь ничего не было, что могло бы рассказать о капитане Стоупсе, кроме того, что он уже знал: иммигрант, человек средних лет, живший один, сильно пьющий, с трудом зарабатывающий на жизнь в шикарном борделе.