— Так ведь он, Андерсень твой, сейчас занят, — с удивлением сказала она. — Он же Петю лечит, вроде как доктор. Где ему скучать-то?!

Я задумалась. Баба Люба, конечно, была права.

«А что если Андерсен так привязался к Петру Ивановичу, что не захочет ко мне возвращаться?» — думала я. На меня внезапно нахлынул поток печальных мыслей. Заметив на моём лице тёмное облачко, баба Люба с шумом отставила в сторону пятую чашку чая и произнесла:

— Никуда он от тебя не денется, Любочка. Не из таких он, твой Андерсень… Подлечит Петю и придёт домой, — окончательно успокоила меня она.

— Ты как с Петей договорилась? Когда он обещал кота вернуть? — спросила баба Люба.

— В пятницу, — ответила я

— В ближнюю пятницу? — переспросила баба Люба.

— В ближнюю, — подтвердила я.

— Ну вот, — не удивившись, подытожила баба Люба, — значит, в пятницу и жди.

И старушка засобиралась домой.

В четверг дождь шёл как из ведра. Это был даже не дождь, а настоящий ливень. Большие пузыри на лужах и плотно затянутое серыми тучами небо единодушно давали понять, что дурная погода — это надолго. Проделав пятиминутную пробежку от автобуса к «Лавке», я умудрилась промокнуть до нитки.

В такую непогоду вероятные посетители решили, видимо, обойтись без фарфоровых кошечек и значков. Только однажды на двери зазвенел колокольчик. Он довольно громкий, даже шум дождя его не заглушает. Но, это оказался не читатель, не покупатель, не продавец и даже не случайный зевака. «А кто же тогда?» — удивляетесь вы. Это какой-то несчастного вида бомж ошибся дверью.

Он вбежал в магазин съёженный и насквозь мокрый. Быстро осмотрелся вокруг и сразу же попятился обратно к двери. Весь его вид показывал, что вопросы ему задавать бесполезно. Да и вряд ли бы я решилась, — несмотря на всю мою, ни с чем не сравнимую неосторожность, предложить ему переждать дождь в нашем магазине. Ну, во-первых, дождь этот переждать просто невозможно. Он, как я говорила, затяжной. Во-вторых, при всей моей жалостливости, я, честно говоря, не испытываю особой симпатии к бомжам. И в-третьих… я даже не знаю, что именно, в-третьих, а только хорошо, что он сам догадался убраться. «Ему бы в продуктовый лучше заскочить», — практично подумала я. В соседнем маленьком магазинчике на лотках всё разбросано как попало: хочешь купить, например, ватрушку, — сперва потрудись отыскать её в куче сочней, рулетов и песочных колец с орехами.

Углубившись в гастрономические размышления, я с удовольствием вспомнила, что в тумбочке у меня должна была оставаться вчерашняя ватрушка. «И правда, надо согреться, попить чайку…» — решила я. — Надеюсь, ватрушка не успела зачерстветь за ночь…» Я с вожделением заглянула в тумбочку. Оказалось, что чай у меня греется совершенно зря: в тумбочке лежали только жалкие остатки полиэтиленового пакета и то, что мыши обычно, не скупясь, оставляют после себя.

— Андерсену это не понравится, — сердито произнесла я вслух, с досадой захлопнув тумбочку.

Пригорюнившись, я уселась у закрытого окна и задумалась. Я думала о том, что завтра пятница, что неизвестно, удастся ли Петру Ивановичу сдержать обещание и вернуть моего любимого кота, и что уж не знаю, как он, Пётр Иванович, а я без Андерсена больше не могу. И если завтра до конца дня Андерсен не вернётся, то спасать придётся уже меня.

В пятницу меня разбудил яркий луч солнца, устремленный прямо на подушку. Он слепил глаза, настойчиво призывая вставать. Я подошла к окну и распахнула его настежь. От вчерашнего дождя не осталось и следа. День, кажется, выдался яркий.

Народ в автобусе выглядел вежливым и окончательно проснувшимся. «Лица-то совсем не противные!..» — с удивлением думала я. Кондуктор в лёгкой оранжевой жилетке напомнила мне фею из давно забытой сказки. Словом, как поётся в одной из песен Гребенщикова, «всё было неестественно мирным, — как в кино, когда ждёт западня». Словно пытаясь стряхнуть с себя необъяснимое благодушие, я с тревогой вспомнила о Петре Ивановиче, бабе Любе… и об Андерсене, о котором, впрочем, я помнила постоянно. Странно, но сегодня эти мысли не затмили для меня необычную резкую яркость дня. Выйдя из автобуса, я чуть ли не бегом, направилась к «Лавке».

Несмотря на то, что ключ в замке повернулся легко, дверь подавалась с трудом. Пока я боролась с невидимой преградой, мне почудилось знакомое мяуканье.

«Глючит», — догадалась я.

Открыв, наконец, дверь, я тупо уставилась на серые мышиные трупы, разложенные на моём пути.

«Он вернулся?..» — робко подумала я. «Он вернулся!» — осознала я окончательно.

Я попыталась попросту перешагнуть трофеи, да не тут-то было. Мне пришлось отказаться от лёгкого пути и прокладывать себе путь, пододвигая мягкие тушки носком туфель. Хорошо ещё, что обувь оказалась закрытой.

Как вы уже наверно догадались, по другую сторону мышиных баррикад, меня радостно встречал Андерсен. Я схватила кота на руки и поцеловала в лоб.

— Ты вернулся, Андерсен! — сказала я. — Я так по тебе соскучилась.

— Как же ты пришёл, сам, без Петра Ивановича? — удивилась я.

Всем своим видом Андерсен выражал, что не ожидал от меня такого глупого вопроса. И правда, через кладовку, конечно, — вспомнила я об отверстии в кладовом помещении.

— Ну а как Пётр Иванович, ты сказал ему что уходишь? Как у него дела сейчас?