— Они созданы для службы людям, поэтому я их не люблю.

— Ты так не любишь людей, что мстишь даже их кошкам?

— Ну конечно.

— Но ведь ты тоже был когда-то человеком. Кстати, Гомус, кем ты был раньше, до Пещеры? Может, беглым каторжником, смертником, кем?

— Давай, фантазируй! Мне всё равно, к тому же, я уже не помню таких подробностей. И не хочу вспоминать. Я больше не человек. Я хозяин Пещеры. Я — хозяин. Меня нельзя осудить, отвергнуть, обидеть. Со мной ничего нельзя сделать. За свои старания я уже обрёл несомненное бессмертие. Кстати, ты тоже можешь обрести, если постараешься, только не скоро.

— Да… Зачем оно, такое бессмертие? Чтобы вечно жить в темноте, словно крот, вечно гоняться за кошками и питаться сырыми мышами…

— Не только для этого… Хотя со временем ты научишься ценить наши простые удовольствия. Ты поймёшь, что всё это в самом деле приятно. Но этим, конечно, дело не ограничится… Ты научишься не только разрушать… И если ты преуспеешь в нашей мудрости, то однажды сможешь стать хозяином своей собственной Пещеры.

— Это значит, что меня будут слушаться летучие мыши и бояться изловленные кошки?

— Ты утомил меня сегодня, дурачок, — раздражённо огрызнулся Гомус. — К тому же, я что-то проголодался.

«Опять!» — с отвращением подумал Коля.

Почти не меняя положения тела, ловкими движениями одних только длинных и цепких рук Гомус тут же поймал поочерёдно трёх мышей. Ел он свою ещё живую добычу медленно, громко отвратительно чавкая. Он так наслаждался трапезой, что на время совсем забыл о существовании Коли.

Колю чуть не вырвало от отвращения. Не в силах больше выносить тошнотворного зрелища, мальчик отвернулся к стене, беззвучно заплакал, а потом сказал себе очень тихо: «Там наверху всё равно лучше, намного лучше. Если бы я только мог вернуться обратно, я бы уже не повторил ни одной из своих прежних ошибок. Я бы согласился на самые трудные работы и не оставил бы их, пока не искупил весь вред, который принёс. Я бы согласился терпеть бойкот и презрение бывших друзей, сколько бы они ни длились. Я так не хочу превращаться в Гомуса! Только не это. Только не это. Мама, мама, помоги мне», — позвал он. И тут же в страхе оглянулся на Гомуса, но тот, наевшись до отвала, уже лежал на грязном полу и, приоткрыв мерзкий зубастый рот, негромко храпел.

Вдруг мальчику почудилось, что его кто-то окликнул. Коля машинально порылся в карманах. Неожиданно он обнаружил огарок свечи, который завалялся у него ещё с последней пасхальной службы. Какая-то девочка положила его на стол, а он зачем-то засунул в карман, да так и забыл там. Спички лежали тут же, в кармане: наверху Коля изредка курил. Он принялся напряжённо вспоминать: «Когда я был маленький, мама учила меня — Отче наш… Отче наш…» Больше он ничего не помнил. Он повторял тихо, но со всей силой, на которую только была способна его заблудившаяся и испуганная душа. Гомус погрузился в глубокий сон. Во сне его тонкие красные от недавней пищи губы непроизвольно шевелились.

Коля поднялся на ноги и пошёл вперёд, держа перед собой зажжённый огарок. «Не хватит свечи!..» — в ужасе думал беглец. Однако, пытаясь бороться со страхом, он продолжал повторять: «Отче наш… Отче наш…» Летучие мыши кружились над самой его головой. Они стелились вдоль стен, скалили мелкие зубы и громко шуршали крыльями. Мыши пугали мальчика. Они то путались под ногами, то касались его лица своими крыльями…

Но он продолжал идти вперёд. Шёл и шёл. И вот когда огарок свечи начал тихонько меркнуть, а выхода ещё не было видно, чья-то мощная рука выдернула Колю из Пещеры.

Внезапный яркий свет ослепил его. Коля зажмурился. Потом открыл глаза. Вокруг было так хорошо, светло и тихо, что Коля сел на землю и заплакал. Потом, опомнившись, вновь почувствовал, как он голоден и устал.

«Я пойду к ним, повинюсь, буду отрабатывать. Ничего. Только не Пещера, только не Пещера». Коля напряг все свои силы и быстро устремился домой.

……………………………………………………………………

— …Ну вот! — радостно сказал Свет Покою. — Он твой.

— Я просто не могу в это поверить!.. — отозвался Покой.

— Ну, пора уж поверить. Тем более, что ты сам вытащил его.

— Да, потому что он шёл ко мне, — сияя, ответил Покой.

— Вот и всё. Полетели на трапезу. Как здесь всё-таки душно.

— Да, надо подкрепиться, наконец, — охотно отозвался Покой.

И друзья отправились туда, где им было легко дышать, чтобы, подкрепившись, снова вернуться на землю. Мы не знаем, о чём думали эти Ангелы, но полёт их был тих и радостен.