Насчет Шерхорна Павел Анатольевич абсолютно точен. Имя полковника есть в списке офицеров, досрочно репатриированных в Восточную Германию в конце 1940-х годов для работы в "народной полиции". А вот с Редером Судоплатов что-то путает. Краснова, Шкуро и других генералов-эмигрантов, равно как и Власова и значительную часть власовцев, союзники передали Сталину еще в мае 1945-го. Редера же отправили в Нюрнберг только в конце 1945 года. На обмен это как-то непохоже. Скорее, Судоплатов и другие руководители госбезопасности сообразили, что удержать Редера за собой все рав-но не получится. На Нюрнбергском процессе над главными нацистскими военными преступниками о нем неизбежно пойдет речь, и гросс-адмирала потребуют предать суду, тем более что его преемник Карл Дениц уже находился в руках западных союзников. Скрывать у себя человека, обвиняемого на таком процессе, Москва не могла.

Александр Петрович Демьянов ныне благодаря многочисленным публикациям известен всей стране и далеко за ее пределами. После войны, как пишет Судоплатов, его пытались использовать для внедрения в среду русской эмиграции, однако эмигранты в Париже не пошли с ним на контакт, возможно уже догадываясь о его связях с органами госбезопасности. Умер Демьянов в Москве в 1975 году в возрасте 64 лет от инфаркта. А вот насчет судьбы и подлинных имен других участников созданной НКВД организации "Престол" чекисты до недавнего времени молчали. Только 7 сентября 1999 года в демонстрировавшемся на ОРТ документальном фильме "Поводок для абвера. Дело 1944 года" со ссылкой на архивы Лубянки было подтверждено, что в Новодевичьем монастыре Гейне-Демьянов встречался с "неким Борисом Садовским". Не исключено, что у Судоплатова он фигурирует под псевдонимом Глебов, а у Коровина - как поэт Седов. Однако был ли Садовский на самом деле руководителем "Престола"? Здесь я хочу изложить одну гипотезу относительно того, кем же в действительности был человек, волею органов записанный в руководители "церковно-монархической организации".

Сразу возникает соблазн отождествить его со стариком Глебовым, о котором говорится у Судоплатова. Однако автор книги " Разведка и Кремль" нигде не говорит, что бывший предводитель нижегородского дворянства - поэт. Молчит об этом и Овчинникова. Среди членов организации Судоплатов, правда, называет одного поэта - Садовского, но совсем не как руководителя. Между тем если верно сообщение Коровина, что руководитель созданной с благословения чекистов "церковно-монархической организации" Седов был поэтом, то на эту роль в Москве 1941 года можно было найти - без ведома кандидата - вполне подходящую кандидатуру. Это - сын знаменитого писателя поэт Даниил Леонидович Андреев, замечательный человек, автор опубликованного уже в наши дни философского, мистического трактата " Роза Мира", снискавшего теперь большую популярность в России. В предвоенные и военные годы он действительно был главой религиозно-философского кружка, участники которого отличались приверженностью монархии и прогерманскими настроениями.

Отец Даниила писатель Леонид Андреев - внебрачный сын орловского помещика Карпова и дворовой девушки Глафиры. Поэтому род автора "Русских богов", "Железной мистерии" и "Розы Мира" действительно можно возводить к дворянину-помещику, как и род Седова у Коровина.

Правда, с женой Даниила Андреева явная неувязка: она никогда не была фрейлиной. Но вспомним, что жена Глебова, как свидетельствует Судоплатов, "была своим человеком при дворе последней российской императрицы Александры Федоровны". А может быть, "фрейлина императрицы" - это чекистская выдумка для придания солидности версии с операцией "Монастырь" в глазах журналистов и читателей?

Кстати сказать, судя по фотографиям, Даниил Андреев рано поседел, что, возможно, и навело чекистов на мысль присвоить ему соответствующий псевдоним.

О своем кружке Андреев рассказал в незаконченном романе "Странники ночи", изъятом при аресте в 1947 году как "вещественное доказательство" и бесследно исчезнувшем в недрах Лубянки (впрочем, как знать, может, еще отыщется, сказано ведь: "рукописи не горят"). Само название романа символизировало ночь, опустившуюся над Россией, и русских людей, бредущих в этой ночи на свет далекой звезды. Вдова поэта, Алла Александровна, так передает содержание "Странников ночи": "В застывшей от ужаса Москве, под неусыпным взором всех окон Лубянки, ярко освещенных всю ночь, небольшая группа друзей готовится к тому времени, когда рухнет давящая всех тирания и народу, изголодавшемуся в бескрылой и страшной эпохе, нужнее всего будет пища духовная. Каждый из этих мечтателей готовится к предстоящему по-своему. Молодой архитектор, Женя Моргенштерн, приносит чертежи храма Солнца Мира, который должен быть выстроен на Воробьевых горах. (Кстати, на том самом месте, где выстроен новый университет.) Этот храм становится как бы символом всей группы. Венчает его крест и присуща ему еще една эмблема: крылатое сердце в крылатом солнце.

Руководитель, индолог Леонид Федорович Глинский (дань страстной любви Даниила к Индии), был автором интересной теории чередования красных и синих эпох в истории России. Цвета - красный и синий - условны, но условность эта понятна: синий как главенство духовного, мистического начала, красный - давление материального (позднее эта теория воплотилась в «Розе Мира»)".

Но не только в прозе Даниила Андреева прорисовываются его душевные настроения, надежды и чаяния. Конечно, чужая душа - потемки. Но настойчивое обращение Андреева к одной и той же теме в стихах довоенных и военных лет позволяет предположить, что для будущего автора "Розы Мира" один из важнейших - вопрос о том, как избавиться от "давящей тирании" в войне с другой, не менее ужасной, но "чужой" тиранией - тиранией Гитлера. Вот что, например, писал Даниил Андреев еше до начала Великой Отечественной войны в стихотворении 1941 года, озаглавленном "Враг за врагом", о роли Германии и Гитлера в тех катаклизмах истории, современником которых оказывается поэт:

Срок настал, и народ-таран попытался вдвинуть углем пожарищ свой коран в империю лжепророка Сталина. Даниил Андреев откликнулся на германское вторжение стихотворением "Шквал":